Магнусу Скарре пришлось кричать, чтобы перекрыть шум кофеварки, которая кашляла как чахоточный больной:
– Может, это разные киллеры, принадлежащие к неизвестной до сих пор группировке, и красный платок на шее у них вроде как униформа.
– Ерунда, – равнодушно бросила Туриль Ли и встала в кофейную очередь за Скарре.
В руке у нее была пустая кружка с надписью «Лучшая мама на свете».
Ула Ли издал короткий квохчущий смешок. Он сидел за столиком в кухонной нише, которая фактически служила столовой для убойного отдела и отдела нравов.
– Ерунда? – переспросил Скарре. – А вдруг это терроризм? Религиозная война против христиан. Мусульмане. Ведь черт-те что творится. Или эти, как их, ну… испашки, что носят красные шарфы.
– Они предпочитают, чтобы их называли испанцами, – заметила Туриль Ли.
– Баски, – уточнил Халворсен, сидевший за столиком напротив Улы Ли.
– Чего?
– Коррида. Сан-Фермин в Памплоне. Баскония.
– ЭТА! – воскликнул Скарре. – Черт, как же мы о них-то не подумали?
– Тебе впору киносценарии писать, – вставила Туриль.
На сей раз Ула Ли громко рассмеялся, но, по обыкновению, ничего не сказал.
– Сидели бы при своих банковских взломщиках, – буркнул Скарре, намекая, что Туриль Ли и Ула Ли, которые не были женаты и вообще в родстве не состояли, пришли из отдела грабежей.
– Только ведь террористы, как правило, берут на себя ответственность, – заметил Халворсен. – В четырех делах, присланных Европолом, речь идет о hit-and-run[21], а после все глухо, молчок. И у жертвы, как правило, рыльце было в пушку. Загребские жертвы – сербы, с которых сняли обвинения в военных преступлениях, убитый в Мюнхене угрожал гегемонии местного короля торговли людьми, а тот, что в Париже, имел ранее две судимости за педофилию.
Вошел Харри Холе с кружкой в руках. Ли и Ли налили себе кофе и ушли. Халворсен заметил, что иные коллеги именно так реагировали на появление Харри. Инспектор сел, задумчиво наморщив лоб. Халворсен и это заметил.
– Двадцать четыре часа на исходе, – сказал Халворсен.
– Да, – кивнул Харри, глядя в свою по-прежнему пустую кружку.
– Что-то не так?
Харри помедлил.
– Не знаю. Я позвонил в Берген Бьярне Мёллеру. Думал, он подскажет что-нибудь конструктивное.
– И что он сказал?
– Да в общем, ничего. Такое впечатление… – Харри поискал слово, – будто он одинок.
– А семья разве не с ним?
– Наверно, позже переедут.
– Неприятности?
– Не знаю. Ничего не знаю.
– Что же тебя мучает?
– Пьяный он был, вот что.
Халворсен встряхнул кружку, пролил кофе.
– Мёллер пьяный? На работе? Шутишь!
Харри не ответил.
– Может, он плохо себя чувствовал или… – поспешно сказал Халворсен.
– Я по голосу слышу пьяного, Халворсен. Надо ехать в Берген.
– Сейчас? Ты же руководишь дознанием по убийству, Харри.
– За день обернусь туда и обратно. Ты обеспечишь тылы, Халворсен.
Халворсен улыбнулся:
– Никак стареешь, Харри?
– Старею? Ты о чем?
– Стареешь и становишься человечным. Первый раз слышу, чтобы ты предпочитал мертвым живых. – Увидев выражение лица Харри, Халворсен тотчас пожалел о своих словах. – Я не имел в виду…
– Ладно, проехали. – Харри встал. – Добудь списки авиапассажиров всех компаний, совершающих сейчас рейсы в Хорватию и обратно. Спроси у полиции аэропорта, нужен ли запрос полицейского юриста. Если понадобится судебное постановление, съезди в суд и получи. Когда списки будут у тебя, позвони Алексу в Европол, попроси проверить для нас имена. Скажи, что я прошу.
– Ты уверен, что он не откажет?
Харри кивнул.
– А мы с Беатой потолкуем тем временем с Юном Карлсеном.
– Да?
– Пока что нам рассказывали про Роберта Карлсена исключительно трогательные истории. Думаю, там есть и кое-что другое.
– А почему ты меня с собой не берешь?
– Потому что, не в пример тебе, Беата чует, когда люди врут.
Вздохнув поглубже, он поднялся по лестнице в ресторан «Бисквит».
В отличие от вчерашнего вечера там было почти безлюдно. Но тот же официант стоял, прислонясь к дверному косяку. Похожий на Джорджи, кудрявый, голубоглазый.
– Hello there, – поздоровался официант. – Я не сразу вас узнал.
Он заморгал, обескураженный тем, что все-таки узнан.
– По пальто, – продолжал официант. – Очень элегантное. Верблюжье?
– Надеюсь, – пробормотал он и улыбнулся.
Официант засмеялся, положил руку ему на плечо. Он не заметил в его глазах испуга и сделал вывод, что у официанта нет никаких подозрений. И очень надеялся, что полиция здесь не побывала и оружие еще не нашла.
– Есть не буду, – сказал он. – Просто хотел воспользоваться туалетом.
– Туалетом? – повторил официант, стараясь перехватить его взгляд. – Туалетом пришли воспользоваться? Правда?
– Я на минутку, – сказал он.
Присутствие официанта вызывало у него неловкость.
– На минутку. I see. Понимаю.
В туалете ни души, пахнет мылом. Но не свободой.