Спаситель

Харри пристально смотрел на нее. Видел боль в глазах. Слышал дрожь в голосе.

– Что ж. Тогда можно поговорить о том, чем вы располагаете. Назовите мне имя человека, заказавшего убийство.

– Нет.

– Если полицейский умрет… – Харри достал из кармана фотографию, положил на стол, – ваш киллер, скорее всего, будет убит. А выглядеть все будет так, словно полицейский стрелял для самозащиты. Так-то вот. Если я этому не помешаю. Понимаете? Это тот человек?

– Шантаж на меня не действует, господин Холе.

– Завтра утром я улечу в Осло. На обороте фотографии я запишу номер телефона. Позвоните, если передумаете.

Она взяла снимок, убрала в сумку.

– Это ведь ваш сын? – быстро и негромко обронил Харри.

Она оцепенела.

– Почему вы так решили?

– У меня тоже есть глаза. И я тоже вижу боль.

Она так и сидела, наклонясь над сумкой.

– А вы, Холе? – Она подняла взгляд. – Вы что же, не знаете того полицейского? Раз так легко отказываетесь от мести?

Во рту у Харри пересохло, собственное дыхание обжигало рот.

– Да, – сказал он, – я его не знаю.

Ему послышался петушиный крик, когда он в окно провожал ее взглядом, пока она не свернула за угол и не исчезла из виду.

В номере он осушил все остальные мини-бутылочки, еще раз блеванул, выпил пива, снова блеванул, посмотрел на себя в зеркало и лифтом спустился в бар.

Глава 23 Ночь на воскресенье, 20 декабря. Собаки

Сидя в темном контейнере, он пытался размышлять. В бумажнике полицейского оказалось две тысячи восемьсот норвежских крон, и, если он правильно запомнил обменный курс, этих денег хватит на еду, новую куртку и авиабилет до Копенгагена.

Сейчас у него одна проблема – боеприпасы.

Выстрел на Гётеборггата был седьмым и последним. Он сходил на Плату, поспрошал, как бы достать девятимиллиметровые пули, но ответом стали только пустые взгляды. К тому же, если спрашивать наугад, быстро нарвешься на полицейских агентов.

Он шваркнул бесполезный «льяма минимакс» о железный пол.

С удостоверения ему улыбался молодой полицейский. Халворсен. Сейчас они наверняка сомкнули вокруг Юна Карлсена железное кольцо. Остается только одна возможность. Троянский конь. И он знал, кто станет этим конем. Харри Холе. Софиес-гате, 5; телефонная справочная служба сообщила, что в Осло только один Харри Холе. Он глянул на часы. И замер.

Снаружи послышались шаги.

Он встрепенулся, схватил в одну руку осколок стекла, в другую – пистолет и стал обок дверцы.

Дверца скользнула в сторону. На фоне городских огней обозначился темный силуэт. Затем незнакомец влез внутрь и, скрестив ноги, уселся на пол.

Он затаил дыхание.

Ничего не происходило.

Потом чиркнула спичка, осветила клочок лица пришельца. В руке со спичкой он держал еще и ложку. Другой рукой и зубами надорвал пластиковый пакетик. Он узнал парня по голубой джинсовой куртке и облегченно вздохнул, а парень мгновенно застыл.

– Кто здесь? – Парень всматривался в темноту, торопливо пряча пакетик в карман.

Он кашлянул, шагнул к парню, так что спичка слегка осветила его.

– Remember me?[44]

Парень испуганно посмотрел на него:

– Я говорил с тобой возле вокзала. Дал тебе денег. Ты ведь Кристоффер, верно?

Кристоффер вытаращил глаза:

– Is that you?[45] Иностранец, который дал мне пять сотен? Господи! Ну да, голос я узнаю. Ой!.. – Кристоффер бросил спичку на пол, она погасла. В кромешной тьме голос его зазвучал ближе: – Не возражаешь разделить со мной хату, приятель?

– Можешь ночевать один. Я собирался уходить.

Снова чиркнула спичка.

– Лучше оставайся тут. Вдвоем теплее. Я имею в виду вот это. – Он вынул ложку, налил в нее что-то из маленькой бутылочки.

– Что это?

– Вода с аскорбиновой кислотой. – Кристоффер открыл пакетик, высыпал в ложку порошок, не уронив ни крупинки, потом ловко перехватил спичку другой рукой.

– Ловко у тебя получается, Кристоффер. – Он смотрел, как наркоман подставил спичку под ложку, достал из коробка еще одну и держал ее наготове.

– На Плате меня прозвали Твердая Рука.

– Понятно. Но я ухожу. Только давай поменяемся куртками, тогда ты, может, останешься к утру жив.

Кристоффер глянул на свою хилую джинсовую куртку, потом на его толстую, синюю.

– Господи, ты серьезно?

– Вполне.

– Черт, вот спасибо. Погоди, я сперва приму дозу. Подержишь спичку?

– Может, лучше шприц подержать?

Кристоффер покосился на него:

– Я, может, и зеленый совсем, но на это наркоманское старье меня не купишь! Держи спичку.

Он взял спичку.

Порошок растворился в воде, превратился в прозрачную бурую жидкость. Кристоффер положил в ложку ватный тампончик.

– Чтобы отцедить всякую дрянь, – пояснил он, не дожидаясь вопроса, сквозь вату высосал жидкость шприцем, поднес иглу к руке. – Видишь, кожа чистая. Следов почти что никаких. И вены толстые, хорошие. Чисто целина, все говорят. Но через несколько лет они будут желтые от гнойных болячек, как у них. И Твердой Рукой меня уже никто не назовет. Я это знаю и все равно продолжаю. Глупо, да?