Спаситель

– Борьба двух разных взглядов, разгоревшаяся ночью, многим показалась настолько важной, что они бросились убивать ближних. Утром произошедшее напомнило пьянку в плохой компании, оставив после себя разочарование и беспорядок! – эмоционально начал бургомистр. – Люди, стремящиеся за лучшей жизнью, пытаются создать мир, от которого они бежали, там, куда они столь усердно стремились, – старался передать степень своего переживания Мартин. – Те же, кто им противостоят, требуют свободы и порядка, прибегая к методам, исключающим и то, и другое. И те, и другие требуют от общества жить так, как они считают нужным. Однако именно ограничения человека, невозможность реализовать себя уже не раз приводили к катастрофе, – с придыханием продолжал Вайсблюм.

– Парадоксальная глупость ситуации в том, что любой исход противостояния не удовлетворяет другую сторону, и мы попадаем в замкнутый круг насилия. Единственный выход – отвергнуть любые измышления, будь то варварские традиции или древние верования в невидимое и непознаваемое! Любые идеи способные внушить чувство превосходства сильного над слабым!

– Жизнь, данная нам в чувственном ощущении, безусловно, – величайшее чудо! Отвергая природу собственных желаний, человек посягает на высший замысел, – бургомистр вошел во вкус. – именно свобода совести и воли создали тот самый благополучный достаток, что так привлекателен для всех, не зависимо от веры и убеждений.

Вайсблюм, не жалея себя, расточал шедевры мысли о совести и закатил полуторачасовую речь.

Пресс-конференция прошла блестяще, цитаты бургомистра разлетались по интернету, как только были произнесены. Вдохновенные утверждения о порочности богатых и несправедливой политике органично сливались с требованиями перемен и необходимостью прислушаться к голосу народа. Мартин не скупился на мрачные пророчества, обернутые в яркие аналогии. И к вечеру с ним невозможно было не согласиться, не вызвав при этом негодования общественности, выражаемого мощным голосом современных СМИ.

Старания Вайсблюма были восприняты с восторженным энтузиазмом всей прогрессивной общественностью. Бургомистр, выйдя на первый план, словно Прометей, подаривший людям огонь и надежду, позволил приверженцам безграничной свободы спрятаться за его мнение и сохранить лицо. Не виноват же конкретный чиновник в несправедливости мирового порядка, установленного тиранами в прошлом.

Столь драгоценная возможность спрятаться за врожденным стремлением человека к насилию не могла пропасть даром. Теперь усилия власть имущих улучшить жизнь сограждан обрели реального, осязаемого врага. Именно он, этот ужасный и беспощадный враг всего человечества, мешал всеобщему счастью и благоденствию.

Имя этому злу – невежество, дремучее упорство, что отвергает прогресс и душит любовь к свободе; убогое прозябание в тесных рамках средневековых мифов, не позволяющее полноценно развиваться и испить сладостный нектар жизни успешного человека.

Интернет и телевидение заполнили эксперты, наперебой доказывавшие важность душевного удовлетворения. Каждый излагал свою версию причин и следствий происходящего и того, что на самом деле сказал Вайсблюм. Всех их объединял лишь финал умозаключений – решение найдено, осталось придумать, как его использовать в реальной жизни.

Мнения компетентных проходимцев привлекли внимание профессора Росси. Отчаявшись найти покой в уединении, он решил погрузиться в работу. Сразу по прибытии из Швейцарии Росси удалился в отшельничество. Затворившись в собственном мире, ограниченном лабораторией, профессор устранил всех лаборантов и коллег.

Однако волна гражданского возмущения проникала даже в традиционную тишину его мира. Разум и опыт позволяли Леону предположить, чем может закончиться яростное стремление улиц к правильному добру.

Это предвидение вновь и вновь возвращало Росси к тяжким размышлениям о необходимости соединить науку и повседневную действительность. Для того и нужны ученые, чтобы делать жизнь лучше. Он чувствовал личную ответственность за происходящее. Работа профессора могла помочь обществу сделать его лучше.

Теперь сомнения в духе «имеем ли мы право вмешаться» скатились к уверенности в безусловной вине за отстраненную трусость под маской благоразумия.

Звонок Скорцени, прозвучавший в пустоте, возродил надежду на будущее, и не важно, зачем он звонит, пусть просто поговорить.

– Привет, Леон, слышал речь Мартина Вайсблюма? – начал сразу с главного журналист. – Я уверен, что его слова заслуживают уважения, и ты поможешь мне это доказать!

– Здравствуй, Фабио, рад тебя слышать! – радостно приветствовал друга профессор. – Но я решительно не понимаю, какое отношение этот тип, как ты его назвал, имеет отношение ко мне?