Читаем Спасибо за все полностью

Клятва Гиппократа не запрещает блевать, но практическая смекалка запрещает блевать в собственной машине, а опыт и вовсе отучает от подобных занятий, так что я просто уткнула нос в шарф, пытаясь обнаружить следы наркотика. Но ничего не унюхала. Не особо, впрочем, и надеялась.

— Почему я? — Странно, но это был первый вопрос, который пришел мне в голову, пока я дрожащими руками пыталась отстегнуться. На всякий случай. — У Сереги полноприводная. Он живет ближе и не смог бы тебе отказать… Да ты и соседскую при желании угнал бы, умелец.

— Вещи любят тебя. Сержа тоже, но Борзая продержится дольше. — Ник втопил педаль, и микроавтобус вместе с кошмарной начинкой остался позади. — Не обижай ее недоверием. К тому же, с некоторых пор, — он картинно потер челюсть, — я предпочитаю ездить с пристегнутыми людьми.

Я, как зачарованная, убрала руку с крепления ремня безопасности.

— А шарф лучше сними. С сегодняшнего дня у вас из-за меня не лучшие отношения. — Да уж, пожалуй…. — Я стянула шарф и запихнула под сидение. — Да какого черта здесь творится!? Змея откусила себе хвост, так, что ли? Армагеддон, Рагнарек?

— Пиздец. Мир сломался. — Ник усмехнулся, криво и страшно. И я ему поверила.

* * *

«Верить, но сомневаться; сомневаться, но верить»: первая заповедь тех, кто в гордыне своей пожелал постигнуть запредельное. Заповедь и долг. Про долг думать удобней всего: он не оставляет выбора

* * *

С каждой минутой наше бегство казалось мне все более бесполезным и постыдным.

— Ник. Для тебя, наверное, люди мало что значат, но у меня в городе остались друзья, — осторожно начала я. — Я пока еще практик, в квартире остался ритуальный чемодан с инструментарием. Я, в конце концов, врач. Наверное, плохой врач, но все же. Возвращаемся.

Он молчал.

— Слушай, раз уж тут Апокалипсис, ничтожный шанс подпалить зад коню какого-нибудь из Всадников — лучше, чем никаких шансов. Никаких шансов — если мы продолжим драпать, как кролики. Хватит, Ник! Поворачивай!

* * *

Если зрение не обманывает, небо чуть-чуть посветлело. Только что погас налобник. В нем давно садилась батарейка, и все равно я едва справилась с искушением немедленно снять его и отложить подальше: с доверием так же, как с верой…

Не могу сказать, с чего была так уверена что Нику всё совершенно безразлично. Наверное, оброненная Серегой фраза про «одноразовых людей» сыграла роль. Сейчас мне стыдно за свою недавнюю убежденность, хотя теперь это уж точно не имеет значения.

Не знаю, жив ли до сих пор Серега, остальные… Надеюсь, что да. Стараюсь лишний раз о них не вспоминать.

Проснулись и роятся вокруг комары. Пусть их! Возможно, они последние в этом мире, кому я смогу принести хоть какую-то пользу. «Принести пользу комарам». Ха! Если это еще не сумасшествие, то что есть сумасшествие?

* * *

Мой походный ритуальный чемоданчик лежал на заднем сидении, рядом с аптечной сумкой.

— Как ты понимаешь, что с гитарой что-то не в порядке? — Ник искоса взглянул на меня.

— Обычно — по звуку. Когда возьму в руки.

— А если висит на стене, стоит в кофре?

— Ну… Если лопнет струна — тоже, скорее всего, замечу.

— Верно. Поэтому наш лучший шанс — стать теми, кого могут заметить… Струнами или чем-то вроде. Вне какофонии помех. — Он включил и прогнал магнитолу по частотам. В эфире был только шум, вой, визг, какое-то клацанье. Мобильная связь, разумеется, тоже не работала. — Понимаешь?

Я поняла Ника не сразу и не до конца. Но кое-что все-таки поняла, потому не стала спорить. Эта абсурдная стратегия могла дать больше, чем метания среди смерти и паники в городе.

Вещи сходили с ума постепенно.

«Сходили с ума» — или же, напротив, обретали разум? Скорее, все-таки, первое. Одни раньше, другие позже. В зависимости от своей сущности, от сущности хозяев, от тех самых отношений, про которые говорил Ник.

Обезумевших машин и мертвецов на обочинах становилось все больше. Когда мы едва не врезались в обгоревшую мобильную вышку посреди дороги, я сменила Ник за рулем. Через пару километров после вышки был магазин: два тела торчали из искривленной крыши, еще два тела странно колотились в подсвеченные пожаром окна. Возможно, люди были еще живы, но мы не останавливались. После магазина был самосвал, «поймавший» водилу за ремонтом и прессовавший кабиной человеческую лепешку.

Стемнело. Иногда нам попадались выжившие: одни обгоняли нас, другие мчались навстречу. Лица — насколько я могла разглядеть на скорости — мало отличались от посмертных гримас погибших: тот же ужас, удивление, непонимание. На обочине стояла небольшая мотоколонна. Байкеры собрались полукругом чуть в стороне от мотоциклов и о чем-то переговаривались. Когда мы проезжали мимо, бородачу в красной бандане оторвало палец взорвавшейся зажигалкой.

* * *

Мы не останавливались.

Мы искали все, что угодно: зеленый столб в небе, синюю дыру в земле, Бафомета верхом на карусели — все, что угодно, что отличалось бы от остального. Место, где Создатель — если у этого мира есть Создатель — мог бы услышать рев мотора, наступить на беспокойный обломок и заметить: с его созданием что-то не так.

Перейти на страницу:

Все книги серии Выворотни и все, все, все

Прибой
Прибой

«… Чахлые тополя здесь выглядят так, словно их начертили золой на черном полотнище, деревца сливаются с темнотой. Рельсы едва слышно звенят, когда в них попадает брошенная Костей железка, но с виду они будто притоплены вглубь асфальта.— А мы пойдем с тобою, погуляем по трамвайным рельсам, посидим на трубах у начала кольцевой дороги. Нашим теплым ветром будет черный дым с трубы завода, путеводною звездою будет желтая тарелка светофора. — Вопреки моим надеждам, Костя начинает заново.Ни ветра, ни заводского дыма здесь нет и быть не может. Как не может быть и рельс — но они здесь есть. Только это железнодорожные рельсы. Вместо которых в реальности на этом месте разбили аллею еще пятнадцать лет назад. Тогда же, когда закрыли завод…»

Анри Труайя , Екатерина Годвер

Современная русская и зарубежная проза / Мистика

Похожие книги