— Ага! — торжествующе сказал я. — Заговорил! Может, ты нам расскажешь: что офицеру Абвера понадобилось в Остроге?
Это был выстрел наудачу. Просто я сопоставил пару фактов: принадлежность капитана к некоему штабу, название которого даже во внутреннем документе написать постеснялись, плюс знание русского языка.
Ох, как он на меня посмотрел! Чуть насквозь не прожег, собака! Угадал я, стало быть.
— Интересно девки пляшут… — задумчиво произнес Альбиков. — Похоже, что ты, Игорек, просто притягиваешь разные… интересные случаи. То командир кампфгруппы, то вот теперь абверовец.
— Мало того — он не простой офицер, а начальник оперативного отдела! Тебе эта контора знакома?
— А как же! — ухмыльнулся сержант. — И мне тоже чрезвычайно интересно, что это могло понадобиться разведчику из центрального аппарата на фронте! Да так, что он не поленился отправиться через ничейную зону с транспортным конвоем!
— Идите к черту! Ничего я вам не скажу! — гордо ответил фон Вондерер.
Мы с Альбиковым, услышав такое смелое заявление, не сговариваясь, заржали, как кони.
— Не скажет он… — отсмеявшись, сказал сержант. — Это он еще Петю Валуева не видел…
— Грязные русские свиньи! Untermenschen![74] Вы недостойны называться людьми! — горячо выпалил гауптман. — Я знаю, как вы пытаете в своих застенках, и не боюсь вас! Скоро ваша армия будет разбита и тогда…
— Хавальник завали! — Я не удержался и врезал разговорившемуся немцу по наглой арийской морде. — Тоже мне, сверхчеловек нашелся… Будешь выебываться — руки за спиной скручу и буду за них дергать каждый раз, как мне твоя улыбка недоброй покажется!
— Палач! — выдохнул гауптман разбитыми губами, за что еще раз от души получил в торец.
— И запомни, тварь: никогда вам, козлам, не победить! Вы в нашей стране таких пиздюлей огребете, что ваши внуки при одном упоминании этой войны от страха сраться будут!
Я вспомнил, как пару лет назад, в Ганновере, мы с приятелями, такими же командированными на семинар инженерами-строителями, сидели в кафешке, скромно отмечая «рюмкой чая» окончание очередного трудового дня. Надо сказать, что поселили нас хоть и в чистенькой, но довольно дешевой небольшой гостиничке на окраине города. Точнее — в самом что ни на есть пролетарском районе. Встретить здесь белокурую бестию арийской внешности было практически невозможно — немцы обходили райончик стороной. А жили тут в основном «остарбайтеры» — югославы, арабы, негры… Больше всего турок было. Однако мы, воспитанные в СССР, быстро нашли с ними общий язык, хотя, по местным меркам, принадлежали к разным кастам: мы — инженеры, они — простые работяги. Нет, ясное дело, до братания дело не дошло, я мог кого угодно и черножопым обозвать, и бараном, и ишаком. Но здешний народец чувствовал — мы относимся к ним как к равным, а не плюем сверху, как цивилизованные европейцы. Поэтому нас в районе уважали.
Вечером податься особо некуда, на командировочные не пошикуешь, но мы нашли отдушину — стали посещать кафешку рядом с нашей гостиницей. Держал ее Максуд — хозяин, бармен, повар. Един в трех лицах, как господь бог.
В первый же вечер, услышав, как мы заказываем кофе, Максуд навострил уши и разразился длиннющей тирадой на каком-то смутно-понятном славянском языке. Из дальнейшего выяснилось, что он, добрая душа, решил, что перед ним — его соотечественники. Оказывается, матушка нашего достопочтенного хозяина — полячка, а русское произношение немецких слов напоминало ему акцент поляков. Ну, поляки так поляки, хотя я их не люблю. О чем тут же и сообщил Максуду. И, представьте себе, попал в точку! Максуд к соплеменникам своей матушки относился не то что плохо, а как бы это поточнее выразиться?.. В общем, он искренне полагал, что турки совершенно напрасно чего-то там не поделили с армянами, когда на свете существуют такие вот поляки! «Решать надо было сначала польский вопрос! — разливался соловьем Максуд. — А потом уже можно было и на армян отвлекаться!»
Специально для русских наш хозяин выволок откуда-то самовар, а на следующий день умудрился приготовить гречневый плов — гречку с мясом. А так как он не забыл подать к своему кулинарному шедевру национальную русскую приправу — водку, то мы совершенно искренне заявили, что всяким там шеф-поварам из каких-нибудь «Максимов» или «Пале-Роялей» до него — как до Китая по-пластунски!
Поэтому маленькая кофейня-забегаловка Максуда стала местом наших ежевечерних посиделок. Хозяин выделил нам персональный столик, дополнил нарды бильярдом (качества, конечно, невысокого, но на безрыбье — и лягушку в уху!), заваривал крепкий черный чай и даже научился печь блины! Мы же платили ему постоянством и щедрыми чаевыми…
Но все это только предыстория, а сама история произошла немного позднее, где-то через три или четыре недели после нашего приезда в Германию.
В тот день немцы отмечали какой-то свой праздник. Я понятия не имею, какой это был праздник, и, честно говоря, совершенно не страдаю от этого. Праздник — и все. Гораздо интереснее было то, как они его отмечали…