Спаси меня

Визиты его друзей были краткими. Настолько краткими, что я даже не успела узнать их имена. Знала только одного Геру, которого вспомнила по голосу. Он оказался высоким шатеном с курчавыми, выгоревшими на солнце волосами, синими глазами, татуировками на обоих предплечьях и щербатой улыбкой. Его правый передний зуб был скошен, но этот единственный изъян Геру не портил. В остальном он был красивым парнем, и, если бы моё сердце не было занято его другом, я бы с лёгкостью в него влюбилась.

Настроение у меня всегда поднималось, стоило только этому улыбчивому голубоглазому гиганту постучать в дверь.

– Привет, мать Тереза. Ну, как ты сегодня?

Гера был единственным, кто, кроме Тимура, интересовался моим самочувствием, поэтому «мать Тереза» ему прощалась. Остальные приходили, ставили пакет с фруктами на мою тумбочку и уходили. Здоровались, конечно, но на этом всё.

Про себя я называла их Мстителями. Тор, Халк и Соколиный глаз. Тор был блондином, Халк – самым огромным, а Соколиный глаз, как Клинт Бартон, самым молчаливым. Если продолжить супер-геройскую тематику, то Гера точно был Человеком Муравьём – хохмил много, а вот Тимур – здесь без вариантов – самый крутой и самый умный из Мстителей: Тони Старк. Себя я представляла Чёрной Вдовой, тем более, что на момент моего попадания в больницу Наташа Романофф уже была блондинкой.

Домой мама Надя забрала меня в конце сентября. Ко всем моим несчастьям добавились больничные вши, так что мои и до этого не шикарные волосы пришлось обрезать.

Худющая, лысая, неожиданно вытянувшаяся на больничных харчах и фруктах, – в зеркале я казалась себе страшнее атомной войны. А ещё впервые в жизни я пошла наперекор маме Наде и наотрез отказалась возвращаться в школу. Меня и так там не сильно жаловали, а лысой и вовсе загнобили бы. Не знаю, как ей удалось перевести меня до конца года на домашнее обучение, но к началу третьей четверти, когда мои волосы отрасли, а на косточках наросло мясцо, я вполне спокойно пошла в школу.

Мама Надя пропадала на работе, и мы с Юлькой целыми днями были предоставлены сами себе. Болтались по району, лазали в заброшки, гоняли на старых велосипедах и нередко наравне с мальчишками участвовали в драках улица на улицу. Пока был жива баба Сима, она нас строжила. Влетало нам и за коленки разбитые, и за носы, и за порванные штаны. После её смерти мы, как говорила мама Надя, совсем от рук отбились, но после моего возвращения из больницы всё изменилось.

Я повзрослела первой, хоть Юлька и старше меня на пару месяцев. Повзрослела, испытав первую любовь, за что всегда буду благодарна Тимуру и его друзьям. Но это чувство благодарности пришло позже, когда окончательно разобралась в себе.

Пребывание в больнице закончилось. Я вернулась домой, в комнату, которую делила с подругой. Не было визитов симпатичных Мстителей, не было фруктов, и я снова стала Тессой. Всё внутри противилось этому: нашему старому дому с покосившимся крыльцом и полунищенской обстановкой; нашей практичной, но не модной одежде; дешёвым украшениям, которые мы с Юлькой воровали в галантерее, где работала подслеповатая продавщица, и которые носили по очереди.

Сначала я ещё какое-то время ждала, что Гера и компания появятся в моей жизни. Приедут навестить. Таскала с собой красный с люрексом платок бабы Симы и тренировалась на время его завязывать, чтобы никто из друзей Тимура не увидел мою лысую головешку. Но никто не приходил.

Вероятно, парни посчитали свою миссию выполненной. По сути, это было правильно: в своей благодарности они давно уже переплюнули самих себя, но пока я дошла до этой мысли, едва себя не изъела.

Ну, а потом уже и не хотела, чтобы они приходили. Постепенно росло понимание, что между мной и этими парнями лежит гигантская пропасть. Я начала стеснять того, как выгляжу, во что одета и где живу. Так стеснялась, что при виде любой большой чёрной машины, въезжающей на нашу улицу, пускалась наутёк и пряталась в первом попавшемся дворе. Понятно, что я не могла долго нести в себе такой груз и однажды вывалили всё это на несчастную Юльку.

Её реакция меня поразила.

Юлька со мной согласилась. Вот прямо со всеми претензиями по списку. Не стала ничего оспаривать, поддержала все жалобы. Попросила только чуточку потерпеть и ничего не говорить маме Наде.

Я поначалу не поняла, почему надо молчать, и той ночью долго ворочалась, кипя от возмущения и накручивая себя ещё больше.

То, что на соседней кровати плачет Юлька, я поняла далеко не сразу. Она всегда тихо плакала: без всхлипов и красных пятен по всему лицу. Просто из глаз текли слёзы и всё –будь то мамы Надина отповедь или сТессанная коленка.

Сейчас же я действительно не понимала, что именно в моих словах расстроило подругу. Говорила я правду, Юлька даже поддакивала. Я уже привстала было, чтобы её об этом спросить, как взгляд кое за что зацепился.

Мои тапочки.

Перед Юлькиной кроватью стояли мои старые тапочки.

Поражённая увиденным, я тихонько опустилась на кровать и крепко задумалась.