Спасенная душа

Поднял князь с земли грязного, обожженного огненными палицами Тарасьева и сказал:

— Идите с миром и спросите княгиню мою. Если захочет возвратиться, и я возвращусь.

Толкаясь, забыв спесь и гордость, побежали бояре к шатру княгини, повалились ей в ноги и стали молить:

— Госпожа наша! Хотя и прогневали и обидели мы тебя тем, что не хотели, чтобы ты повелевала женами нашими, но теперь со всеми домочадцами своими мы рабы твои. Хотим, чтобы вы с князем возвратились на престол свой и избавили нас, грешных, от напрасной смерти.

Кротко выслушала их Феврония и сказала:

— Идите к господину вашему князю Петру. Если захочет вернуться к вам, то и я с ним скоро буду.

Они же в один голос:

— Просили мы его, и он послал у тебя, госпожа, спросить!

Феврония, видя их слезы и раскаяние, поспешила к Петру.

— Что решила ты, возлюбленная моя?

Прекрасные, полные слез глаза Февронии сказали князю больше, чем многие искусные речи.

Не помня зла, вернулись князь с княгиней в Муром, где на берегу встречали их все жители от мала до велика и с подобающими почестями проводили до княжеских палат.

Через хулу, злословие и унижение прошли князь с княгинею с достоинством и так же спокойно, как солнце и луна совершают свое течение по небу, когда собаки лают на них с земли.

Стали править они в Муроме, соблюдая все заповеди Господние. Ко всем питали равную любовь, не любили жестокости и стяжательства, а почитали справедливость и кротость.

Феврония, в молитвах и постах часто пребывая, продолжала творить многие чудеса и не переставала заботиться о сирых и больных, заступалась за вдовиц с малыми детьми, бедным монастырям многое отдавала.

Князь Петр, видя вокруг кроткий свет ее добродетели, и сам рядом с женой иным стал и тоже творил добрые дела, подобно ей.

Жить бы им да жить да людей радовать, только два века не проживешь, две молодости не исходишь. Пришла и к ним старость, и, предвидя скорый конец, умолили Петр с Февронией Бога дать им умереть в одно время, а чтобы и после смерти тела их не расставались, завещали положить их в одну гробницу. Для этого повелели вытесать в одном камне два гроба с тонкой перегородкой меж собой.

Однажды вечером призвал старый князь к себе поседевшую княгиню, усадил рядом на лавку, взял ее тонкую руку в свою и тихо поведал свое желание:

— О возлюбленнейшая моя, хочу идти в монастырь и принять на себя монашеский чин. Пойдешь ли со мною?

Феврония поклонилась мужу до земли и сказала с радостью:

— О господин мой возлюбленный, давно ждала я от тебя этих слов, ведь сама не решалась тебе сказать про это. Теперь же радуюсь и только и жду уйти подальше от мира, чтобы быть ближе к Богу.

Многие муромцы недоумевали, зачем ради монашества оставлять княжество, честь, славу и богатство, ведь и в миру можно Богу молиться?

Не понимали они, что между монашеством и мирской жизнью, как говорил Иоанн Златоуст, такая же разница, как между пристанью и морем, непрестанно колеблемым ветрами.

Можно ли среди мирских забот, молвы, искушений и столкновений с грехом достичь такой святости и совершенства, какие с избытком обещает тихая, уединенная жизнь монаха, вдали от суеты мира?

В одно и то же время князь и княгиня приняли монашество. Петр в мужском Спасском монастыре наречен был новым именем Давид, а Феврония в женском Успенском монастыре — Евфросиньей.

Никто не знает, какие духовные подвиги совершили Давид и Евфросинья в монастыре, но известно, что здесь, в одиночестве, особенно жестоко нападают злые бесы на святых и искушают их день и ночь неотступно. Если живущие в миру борются с бесами, как с ягнятами, то монахи бьются с ними, как с тиграми и леопардами.

Так и жили они, не видя друг друга, и вот однажды, в теплый июньский день, когда воздух на монастырском дворе густо пропитался медовым запахом цветов, блаженная Евфросинья сидела в своей узкой, прохладной келье и вышивала лики святых на покрывале для храма Пречистой Богородицы.

В дверь постучали, и в келью ступил молодой встревоженный монах.

— Сестра Евфросинья, — сказал он, — послан я от брата твоего во Христе Давида. Велел передать тебе, что пришло время кончины его, но ждет тебя, чтобы вместе отойти к Богу.

— Не могу сейчас с ним идти, — тихо ответила Евфросинья, — пусть подождет, пока дошью воздух[20]. Как дошью, так и буду к нему.

Бледный, похудевший князь выслушал посланца и с трудом сказал:

— Иди скоро к возлюбленной сестре моей… Пусть придет проститься ко мне… Уже отхожу от жизни этой.

Торопливо вбежал инок к Февронии.

— О сестра Евфросинья! Чего ради медлишь? Князь Петр кончается и молит тебя проститься с ним.

— Пойди, брате, умоли подождать его малую минуту часа, — не прерывая работы, сказала старая монахиня. — Не много осталось дошить мне, одну стезицу.

Вернулся инок и застал князя чуть живого.

— Скажи моей Февронии, — еле слышно сказал умирающий, — уже не жду ее…

Плача, вбежал бедный посланник к Февронии.

— О госпожа княгиня! Князь наш Петр преставился с миром и отошел к Господу в вечный покой.