Спасение у алтаря

– Мне казалось, вы никогда не пьете чай. – Дебора сделала слабую попытку пошутить, с благодарностью принимая из ее рук чашку.

– О да, я его терпеть не могу. Но вы, англичане, его любите и утверждаете, что он восстанавливает силы, а у вас такой вид, что вам это не помешает. Они вас не кормили? О, простите! Я не собираюсь мучить вас расспросами. Роберт предупреждал, что вы не захотите об этом говорить.

Графиня встала и, подойдя к камину, потянула шнурок звонка.

– Дебора, пройдите ко мне в спальню, пожалуйста. Горничные сейчас принесут воду, но я уверена, вы бы не хотели, чтобы они вас увидели… – Она замолчала и, бросив взгляд на Дебору, быстро отвела глаза.

Дебора впервые задумалась, как она выглядит. Все лицо у нее болело, и было естественно предположить, что оно в синяках. Допив свой чай до последней капли, она последовала за графиней в ее роскошную спальню. Дебора увидела богато убранную кровать из лакированного дерева под темно-синим бархатным балдахином, расшитым золотыми звездами, на полу – ковер голубого цвета с необычайно мягким ворсом, манящий пройтись по нему босиком, у окна, на маленьком столике, инкрустированном перламутром, ваза со свежими цветами. Дебора чувствовала их аромат, перебивавший омерзительную вонь темницы, пропитавшую ее одежду. Все выглядело таким чистым, таким изящным, таким женственным, что Деборе казалось, что она оскверняет комнату одним своим присутствием.

Услышав доносящийся из туалетной комнаты плеск наливаемой в ванну воды, графиня вышла, и Дебора, воспользовавшись моментом, подошла к туалетному столику, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Ее лицо распухло до неузнаваемости. Синяк вокруг глаза стал еще темнее, на брови запеклась кровь. Волосы с той стороны лица слиплись от крови, а губы… Дебора осторожно тронула их кончиками пальцев. Нижняя губа, принявшая на себя первый удар негодяя, припухла и покрылась коркой.

Она рассеянно сунула руку в рукав платья, чтобы почесать блошиный укус, и тут же начала быстро стягивать с себя грязную одежду. К тому моменту, когда графиня вернулась, чтобы сказать ей, что ванна готова, Дебора сидела голышом на корточках у камина и, бросив в него свою нижнюю юбку, заталкивала ее кочергой в огонь.

– Это надо сжечь, – объяснила она в ответ на изумленный взгляд леди Уолтон. – Все. И туфли тоже. – Это был единственный способ не дать блохам забраться в ковры и покрывала. Когда графиня непроизвольно сделала шаг в ее сторону, Дебора подняла руку, чтобы ее остановить. – Нет, я должна сделать это сама! – Она не хотела, чтобы у блох был даже малейший шанс перебраться на кого-то еще.

Поднявшись на ноги, Дебора заметила, что кожа на ее коленях изрядно ободрана. Она не могла вспомнить, когда это произошло. Возможно, когда она, спрыгнув из кеба, упала на мостовую, а толстый похититель затолкал ее обратно. Или потом, когда она упала на колени, после того как они отрезали у нее прядь волос. Судя по тому, как графиня, взглянув на ее спину, торопливо отвернулась с расстроенным видом, Дебора догадалась, что синяки у нее по всему телу.

Графиня со слезами на глазах протянула ей большое полотенце.

– Ваша ванна готова, – сказала она.

– О да, она мне совершенно необходима, – согласилась Дебора. В ее темнице было грязно, а от мужчин, которые ее похитили, так воняло, что этот запах до сих пор стоял у нее в носу… И потом, еще этот эль, которым она пыталась промыть рану. От нее наверняка пахло, как от кабатчика. Боже, неужели все это действительно произошло с ней?

Однако даже полная ванна воды, несмотря на ее приятный лавандовый аромат, не могла избавить Дебору от отвращения и боли, овладевших ее сознанием. За эти дни она столкнулась с самой темной стороной человеческой натуры и знала, что уже никогда не сможет избавиться от ран, которые это происшествие нанесло ее душе. С наслаждением погрузившись в душистую воду, она прошептала:

– Интересно, смогу ли я когда-нибудь снова почувствовать себя совершенно чистой. – Потом, испугавшись, что какая-нибудь блоха могла забраться ей в волосы, она погрузилась с головой под воду в надежде смыть ее.

Роберт сидел на диване, держа в руке нетронутый бокал бренди, и невидящим взглядом смотрел на пол между своих сапог. Ему казалось, что он уже никогда в жизни не сможет выкинуть из головы образ Деборы, скорчившейся на грязном соломенном матрасе, в испачканном разорванном платье, с покрытым синяками лицом. Ему так хотелось подойти к ней, взять на руки и вынести из этой мрачной тюрьмы, заключить в объятия и сказать, что он больше никогда и никому не позволит причинить ей боль.

Вместо этого он вынужден был, сгорая от унижения, позволить другим драться за нее и смириться с тем, что никогда не сможет, подняв ее, понести на руках. Когда она села в кеб и он увидел следы побоев у нее на лице, ему потребовалась вся его воля, чтобы удержаться и, вернувшись назад в тот подвал, не пристрелить подонков, безвольно валявшихся на полу.