Спасение Шарпа

Девятая рота стояла почти там же, где и в начале сражения, на правом фланге, и теперь ей, как «дверной петле», потребовалось несколько секунд для перестроения. Капитан Джеймс Хупер приказал перезарядить мушкеты. Легкие стрелки, обычно находящиеся рядом с девятой ротой, бежали позади разворачивающейся шеренги батальона.

- Стрелки идут впереди, мистер Слигнсби! – кричал Лоуфорд. – Впереди! Не позади, ради Бога!

- Девятая рота! – проревел Хупер. – Огонь!

- Восьмая рота! – вторили ему. – Огонь!

Роты, находящиеся на дальнем конце шеренги, на бегу, оступаясь на неровностях почвы, рылись в патронных коробках. Пуля ударила солдата в грудь и опрокинула навзничь. Лоуфорд ехал позади шеренги, рядом со знаменем. Пули посвистывали совсем близко, потому что оказавшиеся рядом вольтижёры целились в офицеров. Находящаяся ниже по склону на фланге рота лёгких стрелков открыла огонь по французам, которые сообразили, что, как только Южный Эссекский перестроится, на низ обрушится ужасный шквал мушкетного огня. Офицеры заорали, приказывая немедленно перестроиться в три шеренги. Генерал на белой лошади лично подталкивал солдат, торопя их занять свои места. Снизу подтягивались разрозненные группы пехотинцев, оставшиеся после неудачной первой атаки, чтобы присоединиться к семи батальонам, прорвавшим британские позиции. Барабанщики продолжали колотить в барабаны, Орлы вздымались ввысь.

- Южный Эссекский! – Лоуфорд привстал в стременах. – Полуротами от центра!

Португальцы из расстрелянного французами батальона возвращались и становились в шеренгу рядом с Южным Эссекским. На левом фланге тоже пристраивались какие-то британские части; с юга спешили подкрепления, но Лоуфорд хотел лично ликвидировать прорыв.

- Огонь!

Пока Южный Эссекский разворачивался, батальон потерял несколько человек, но те, кто остались в живых, теперь стояли в шеренге, готовые делать то, чему их учили: стрелять и перезаряжать. Это было не так-то просто. Раскусить плотную бумагу патрона, высыпать половину на полку, закрыть замок, опустить приклад вниз, засыпать остаток пороха в ствол, сплюнуть пулю, забить пулю и бумагу шомполом, вставить шомпол в крепление на стволе, вскинуть мушкет к плечу, взвести курок, не забывая взять прицел пониже и ждать приказа.

- Огонь!

Мушкет отбрасывает назад отдачей от выстрела, плечо ноет, но вновь, не задумываясь, солдат хватает патрон, раскусывает его почерневшими от пороха зубами. Французские пули свистят вокруг, иногда слышится отвратительный глухой звук – это пуля входит в живое тело. Если пуля вонзается в приклад мушкета или прошивает кивер, звук получается другой. Мушкет вскинут к плечу, курок взведен, слышна команда. Кремень ударил о пластину, в ружейном замке вспыхнула искра и через мгновение – меньше, чем удар воробьиного сердечка - взрывается порох в стволе, обжигая щёку крупинками горящего пороха из ружейного замка, окованный медью приклад вновь лягает в плечо, а капралы ревут за спиной: «Сомкнуть ряды!», - потому что кто-то убит или ранен.

Сухой звук мушкетных выстрелов – словно палка сломалась, только громче, намного громче! – сливался в сплошной грохот. Стреляли и британцы, и французы, невидимые за пеленой порохового дыма, более плотного, чем туман, который окутывал горы на рассвете. Всем хотелось пить, потому что, когда раскусываешь патрон, часть пороха попадает в рот, и содержащаяся в нём селитра сушит язык и горло настолько, что не остаётся ни капли слюны.

- Огонь!

И мушкеты выплёвывают огонь и клубы порохового дыма, и копыта лошади полковника роют землю позади шеренг, а он пытается, привстав в стременах, рассмотреть, что там, за дымом, происходит, а дальше, за шеренгами, полковые музыканты играют «Марш гренадёров», но никто не обращает на это внимания. Достал патрон, раскусил, зарядил и сделал своё чёрное дело…