Спасение красавицы

— Тогда я кое в чем тебе признаюсь, — проговорил я, проглотив застрявший в горле комок. — Мне очень нравятся эти ваши кресты!

— Тогда почему же ты давеча всячески провоцировал меня, когда я хотел тебя привязать? Сдается мне, ты готов был на все, лишь бы там не оказаться.

В ответ я пожал плечами:

— Просто вчера я не устал. А вот сегодня устал изрядно. Кресты для отдыха — то что надо, — бодро заявил я, чувствуя, как лицо предательски полыхает.

— Один вид креста заставляет тебя трястись от страха, и ты это прекрасно знаешь, — произнес Лексиус ледяным властным голосом. Недавней робости и пугливого рабского трепета в нем как не бывало.

— Точно, — сказал я, отдавая ему гребень. — Думаю, именно за это я их и люблю.

Все ж таки, когда мы добрались до дверей, выходящих в сад, моя отвага начала понемногу мне отказывать. Столь скоропалительный переход от господина к рабу привел меня в состояние некоторой эйфории и оставил незнакомую прежде, странную душевную муку, которой я не мог дать какое-то определение и никак не мог в себе погасить.

Пока мы с Тристаном на четвереньках двигались по дворцовому коридору, я ощущал свою крайнюю уязвимость, неодолимую потребность хотя бы на мгновение прижаться к Лексиусу, найти безопасное убежище в его объятиях. Но было бы глупо просить его об этом! Он снова был моим господином и повелителем, и, какое бы смущение сейчас ни царило в его душе, теперь она была от меня надежно заперта.

И все же, плывя вслед за мной в своей обычной грациозной манере, он как-то подозрительно, однако, приволакивал ноги.

Добравшись до арочного проема, Лексиус замедлил шаг, окинув взглядом этот маленький рай деревьев и цветов, скользнул глазами по невольникам, уже привязанным на крестах точно так же, как и мы скоро будем с Тристаном.

«В любой момент он позовет своих грумов, — с тоской подумал я, — и дело будет сделано».

Однако Лексиус просто застыл неподвижно в дверях. Наконец я заметил, что они с Тристаном напряженно вглядываются в садовую дорожку, по которой к нам стремительно приближаются четверо плотно закутанных в халаты эмиров. Белые куфии, обычно развевающиеся, теперь были намотаны на лицо, словно в этом укрытом со всех сторон дворцовом садике господам требовалось прятать лица от раздуваемого ветром песка.

Они вроде бы выглядели точно так же, как и сотни других здешних эмиров, если не считать того, что несли с собой скатанные в рулоны ковры, как будто и впрямь направлялись к лагерю в пустыне.

«Странно, — удивился я. — Почему они не взяли с собой рабов, чтобы те несли им коврики?»

Четверка подходила все ближе и ближе, как вдруг Тристан резко гаркнул: «О нет!» — перепугав нас с Лексиусом.

— В чем дело? — недовольно спросил управляющий.

Однако ответ для нас тут же прояснился сам собой. Нас затолкали обратно в коридор и мигом окружили со всех сторон.

В РУКАХ СУДЬБЫ

Близился рассвет. Еще до первых лучей Красавица сквозь дрему ощутила, как сквозь решетки открытого окна в спальню просачивается предутренняя свежесть. Окончательно же разбудил ее внезапный стук в дверь.

Инанна все так же мирно спала в ее объятиях. Требовательный стук, так и оставшийся без ответа, не прекращался, и принцесса села на постели, испуганно уставясь на запертые двери, и сидела чуть дыша, пока стук наконец не прекратился. Потом она разбудила свою подругу.

Инанну мгновенно охватила тревога. Не успев привыкнуть глазами к свету, она недоуменно озиралась вокруг, часто моргая. Наконец туземка встретилась взглядом с Красавицей, и ее тревога переросла в панический ужас.

Нельзя сказать, что Красавица не готова была к такому повороту. Она прекрасно знала, что должна сделать: как можно быстрее и незаметнее выскользнуть из спальни Инанны и как-нибудь добраться до грумов, не вовлекая свою новую подругу в беду. Борясь с желанием снова обнять и поцеловать Инанну, принцесса выбралась из постели, тихонько приблизилась к двери и прислушалась. Затем повернулась к туземке, послав ей воздушный поцелуй и махнув рукой на прощание. Увидев это, Инанна залилась беззвучными слезами.

Она быстро пересекла спальню, порывисто обняла Красавицу, и девушки вновь слились в поцелуях, таких сладких, глубоких, упоительных, что так милы были Красавице. Нежное и жаркое маленькое лоно Инанны словно умоляюще прижалось к ее бедру, груди трепетно приникли к ее телу. Туземка склонила голову, и волосы мягко упали ей на лицо. Красавица ласково приподняла его за подбородок и, открыв рот, припала к губам Инанны, в который раз впивая невыразимую сладость ее уст. В ее объятиях Инанна походила на прекрасную птицу в клетке. Ее лилово-синие глаза, наполнившись слезами, засверкали еще ярче, влажные губы от волнения и плача раскраснелись.

— Ненаглядная моя, спелая малышка, — прошептала Красавица, ощущая на себе пухленькие ручки Инанны, и, прижав большой палец к ее нежному округлому подбородку, мягко отстранила от себя дрожащие страждущие губы. Сейчас было совсем не время заниматься любовью.

Красавица знаком велела подруге замереть и снова прислушалась к звукам за дверью.