Еще парочка экспертов обрабатывала хаб-холл эскадрильей набитых датчиками дронов, рядом с которыми трудились трое обычных копов. Саловиц беседовал с напарником, детективом Бицком. Он обернулся к Алику.
– Ну вот, районный Ген 7 Тьюринг вошел в архив городской ратуши. Сосед – Чен-тао Боррего. Мы его вызвали, он сейчас в Саскачеванской клинике проходит теломер-терапию. Он там уже десять дней и должен остаться еще на две недели. Мы запросили подтверждение клиники, но, похоже, там все чисто.
– Его квартира пустует? – спросил Алик.
– Да. Наша группа сейчас там.
– Хорошо. Что дальше?
Детектив ткнул пальцем в один из порталов.
– Луна.
Алику всегда становилось жутковато при переходе к пониженному тяготению. Тело напрягалось, как в те моменты, когда он в конце слишком затянувшейся гулянки делал заход на какую-нибудь крошку. Это было неправильно. Непроизвольный рефлекс с излишней силой опустил носок его ботинка на черный паркет, а инерция заставила скользнуть по полу в комнату.
Лунные владения Лоренцо представляли собой пятнадцатиметровый купол в кратере Альфонс. На одном краю помещения стояла большая роскошная ванна-джакузи, лениво пузырившаяся в низкой гравитации. В греческих горках росли разнообразные фикусы, блестящие листья которых здесь непривычно надувались и удлинялись.
Подняв глаза, Алик увидел полумесяц Земли прямо над головой во всем его бело-голубом блеске. Совершенно захватывающее зрелище. И сводящее с ума мыслью о трехстах восьмидесяти четырех тысячах километрах, преодоленных одним шагом. Ему всегда казалось, что какая-то частица человеческого мозга так и не смирилась с квантовой пространственной запутанностью. Человек не может жить без расстояний – выработанный за двести тысяч лет эволюции инстинкт не отбросишь в одночасье.
Опустив наконец взгляд, он увидел, что по дну кратера разбросаны десятки подобных же куполов, расположенных на таком расстоянии, что происходящее внутри не разглядишь без увеличительного стекла. Считалось, что половина курортных строений на Луне используется для секса. Едва «Связь» начала прокладывать дороги по Солнечной системе, люди убедились, что пресловутые чудеса секса в невесомости, которых так жаждали романтически настроенные фантасты, остались мифом. Самолеты, в которых первые астронавты тренировались на невесомость, не зря прозвали «блевотными кометами». Но вот пониженное тяготение – это совсем другое дело.
Лоренцо, конечно, поставил в своем куполе весьма широкие ложа. Один диван был окружен красной лазерной лентой, предостерегающе мигавшей алым цветом. Коп, несший лунное дежурство, почтительно кивнул Алику и попросил: «Держитесь как минимум в двух метрах от тела, сэр. Бригада срочного вывоза прибудет через двадцать минут».
С первого взгляда Алик счел бы убитого американцем итальянского происхождения – во всяком случае, кто-то из его предков точно вел род из Средиземноморья. Лицо полностью сохранилось, ноги и бедра тоже. Грудь выглядела размытой, словно в густом сером тумане. Ниже груди туловище обратилось в красную кашу. Красиво застывшие вокруг дивана лужи крови впечатляли размерами. Любопытно было взглянуть на руки: выстрел жужжалки начисто оторвал их от плеч. Одна осталась на диване, сжимая изготовленный на заказ короткоствольный автопневматический дробовик – диаметр восемь сантиметров. Увидев его ствол, Алик решил, что именно из этого ружья свалили женщину в комнате над Центральным парком. Разумное допущение, поскольку вторая рука убитого, лежащая на полу, еще держала светловолосый окровавленный скальп.
– Жужжалка, – произнес Алик. Оружие не представляло собой ничего особенного: просто электромагнитная пушка, плавно разгонявшая снаряды. А вот патроны-жужжалки, которыми оно стреляло, были не слишком стабильны. Невероятно плотно намотанные катушки мономолекулярного волокна при попадании разворачивались, так что жертва испытывала на себе, что значат вонзившиеся в тело и разлетающиеся во все стороны десятки тысяч бритвенных лезвий.
Дымка над грудью убитого и была облачком таких волокон. Алик знал: если сунуть в него руку, она превратится в фарш для котлеты. Он против воли принялся нервно озираться. Если кусочки волокна еще плавали в воздухе – такое случалось, – вдохнуть один означало бы медленную, мучительную и неизбежную смерть.