Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи

На крутом повороте пустынной дороги Крису не удалось переключить скорость. Он решил, что это барахлит перегретый механизм сцепления, снова попытался переключить скорость, пока груженая машина не сорвалась с обрыва, и услышал только скрежет раскаленной стали, в коробке передач.

Он попробовал бы еще раз, но Джейн так закричала, что он сразу же дернул ручной тормоз. Машина продолжала катиться, задние колеса занесло на край обрыва, но он изо всех сил нажал на ножной тормоз и успел удержать ее. Пот залил его лицо. Они сидели не двигаясь. Мотор молчал.

Был слышен только ветер с гор — зловещий, глухой вой, от которого уже спряталось солнце. Крис сказал:

— Придется подождать, может, кто-нибудь проедет, подсобит.

— Неужели ты совсем ничего не смыслишь в этой проклятой машине? Не сидеть же нам тут всю ночь!

Лицо Джейн напряглось и застыло, как закрученная намертво пружина, и лишь голос дрожал от негодования. Да, после такого мучительного дня ничего хорошего и ожидать нельзя.

— Машина новая, не могла же она испортиться всего за два месяца.

— Конечно, — сказала она. — Британские товары вне конкуренции. Ты же помнишь, как я уговаривала тебя купить «фольксваген». Ну что же с ней стряслось?

— Откуда я знаю! Ни малейшего представления не имею.

— Охотно верю! Господи! Надо же было тащить меня с ребенком через всю Европу на машине, в которой ты ни черта не смыслишь. Нет, ты просто ненормальный — как можно так рисковать жизнью! У тебя даже права не в порядке.

В стонах ветра ему тоже слышался заслуженный упрек. Но тут в разгоравшуюся перебранку ворвался сладостный звук чужого мотора. Ровный сильный шум все приближался, та машина уверенно шла вперед, ее четырехтактный мотор дерзко нарушал тишину. Крис еще подыскивал веские возражения на упреки жены, а Джейн уже высунула руку и махала, чтобы остановить ту машину.

Это был «фольксваген» (ну как же, подумал он, принес же черт, как нарочно) — низко присевшая на рессорах черепаха защитного цвета, с такими промытыми и сверкающими стеклами, словно она только что съехала с конвейера. Водитель высунулся, не выключая мотор.

— Que ha pasado?[23]

Крис объяснил: машина остановилась, никак не удается переключить скорости, и вообще мотор не заводится. Номер у «фольксвагена» был испанский, и водитель говорил по-испански, но с сильным акцентом. Он вышел на дорогу и махнул Крису, чтобы тот тоже выходил. Это был высокий складный человек в защитных брюках и голубом свитере, который был ему маловат; от этого грудные мышцы выпирали, и он казался более мускулистым, чем на самом деле. Его обнаженные руки хорошо загорели, и на левой остался белый след от ремешка часов. Загар на лице был бледнее, словно оно сначала было красным, как рак и только постепенно, обветрившись на дальних дорогах, приняло оттенок промасленного пергамента.

Он показался Крису посланцем небес, хотя лицо у него было невеселое, замкнутое, а у таких пожилых людей это не просто мимолетное выражение. Видно, долгая и нелегкая борьба с жизнью не прошла для него даром, потому что в его облике чувствовалась незаурядная сила. Но что-то в его чертах противоречило этому впечатлению, а может, наоборот, как-то противоестественно подтверждало: широкий лоб, глаза и рот сторожкой и ласковой кошки, и, как у многих близоруких немцев, которые носят очки без оправы, у него было то растерянное и отрешенное выражение, в котором сливаются тупость и жестокость.

Он сел за руль, отпустил тормоз и дал знак Крису, чтобы он толкнул машину: «Haremos la vuelta»[24].

Джейн осталась в машине — она оцепенела от пережитой опасности. Бесконечное путешествие с младенцем, который высасывал из нее все силы, измотало ее до последней степени. Она только иногда оборачивалась, чтобы покрепче закутать малыша. Человек за рулем ловко вырулил к безопасной стороне дороги и повернул обратно, в сторону Вилья Овеха.

Он включил двигатель. Звук был вполне приличный, колеса завертелись. Крис смотрел, как машина — с женой, багажом и младенцем — отъезжает все дальше, вот уже их разделяют пятьдесят ярдов. Он чересчур устал, ему даже не было страшно, что они исчезнут навсегда и он останется один-одинешенек среди этих мрачных вершин. Он закурил сигарету, несмотря на порывистый, шальной ветер, и еще успел подумать, что, случись это в обычное время, ему нипочем бы не прикурить.

Машина остановилась, затем снова поползла вперед, человек за рулем попытался переключить скорость, и снова раздался режущий уши скрежет стальных дисков внутри. Он остановил машину, высунулся из окна и взглянул на Криса снисходительно и грустно. Не снимая руки с руля, он впервые обратился к Крису по-английски, хотя и с явным немецким акцентом. Ухмыльнувшись, он заговорил высоким голосом, нараспев, и эти ритмические модуляции, как телеграфный код несчастья, потом еще долго преследовали Криса:

— Англия, а вашей машине капут!

2