Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи

Рассказывая про тигра, Тэнди всякий раз опускает глаза, шаркает ногой и трет ладонью губы и подбородок. Не знаю, что этим выражается — смущение или, может быть, чувство вины, — но рассказывает он про тигра весьма красноречиво. Сторож сообщил ему, что этот зверь попал к ним еще маленьким тигренышем. А тогда он был уже почти взрослый тигр. Он все еще содержался в своей детской деревянной клетке, но по соседству возводили новую, из железа и бетона. А пока молодой тигр, во всем великолепии своего лоснящегося меха, переливающихся мускулов и здоровой чистоты, какой отличаются только что вступившие в зрелость животные, буйствовал и метался в клетке как осатанелый. Деревянная решетка содрогалась от его прыжков. Вздумай он вырваться, ему бы ничего не стоило проложить себе путь на волю, но он о существовании воли не подозревал. Воля была ему неведома, хотя огненная прапамять о ней сжигала его.

Прошу извинения, если я тоже впадаю в патетику, когда говорю об этом тигре. Признаюсь, Тэнди описывает его прямо-таки вдохновенно, поневоле заражаешься его восторгом. Он рассказывает, что в плавных движениях тигра, в золотых переливах его меха и горящих глаз ощущалась его скованная жизненная сила и пробуждающиеся желания, которым так и суждено было умереть неосуществленными, как и самому зверю было суждено зачахнуть и умереть от старости в железобетонной клетке, которую для него строили. И Тэнди стоял там, по его словам, целый час, любуясь точной постановкой могучих лап и совершенством линий и красок.

Из угла в угол ходил тигр внутри своей клетки, едва втрое превосходившей длину его тела, и каждый раз его лапы делали одно и то же число шагов. Тэнди увидел в нем обреченное существо, прекрасное обреченное создание! Могу себе представить, что это и в самом деле была краса и гордость бедного зверинца. Мне жаль только, что его нет там и теперь, чтобы радовать взоры несчастных обитателей тех кварталов; жаль ото всей души.

Тэнди зачастил в зверинец и однажды — такова его версия, и он за нее упорно держится — ни с того ни с сего задумал «спасти» тигра. Любопытно, что как раз в это время он неожиданно резко пошел на поправку. Последние несколько месяцев он кис в палате, ни болен, ни здоров, а тут вдруг совершенно преобразился. Помнится, тогда я приписал все близящемуся концу войны, но, пожалуй, не исключено, что появившийся у него интерес к тигру тоже имел к этому некоторое отношение.

По его словам, мысль украсть тигра пришла ему в голову в тот день, когда, заглянув в зверинец, он увидел, что новая клетка готова и сторожа приступают к переселению тигра. Они соединили обе клетки крытым деревянным мостиком и оставили так, ожидая, чтобы зверь, движимый любопытством, сам перешел по нему в новую клетку. Тэнди видел, как тигр прервал свое бесконечное хождение по клетке и пустым, бесстрастным взором уставился на черное, зияющее отверстие. Постоял так немного, потом снова начал ходить по клетке, сделал несколько кругов и опять остановился перед входом на мостик. На этот раз он не только смотрел, но подошел, обнюхал все вокруг, даже поставил на мостик передние лапы, словно собрался туда вспрыгнуть, но вместо этого грациозным и в то же время мощным рывком снова опустился на пол клетки и возобновил хождение туда и обратно.

Тэнди утверждает, что все это время стоял и внушал тигру, чтобы он не переходил в новую клетку.

— Но почему же, любезный? — спросил я. — Ведь эта клетка должна была стать его домом.

— Домом! — мрачно усмехнулся Тэнди. — Тюрьмой, вы хотите сказать. Ну, он туда в конце концов все-таки перешел, бедный зверь. Простодушно так, но глядел все-таки настороженно. И вот тогда, в ту самую минуту, я и задумал его спасти.

— А ты уверен, что речь идет о спасении, Тэнди? — спросил я его со смехом, ведь дружелюбие ни к чему не обязывает. — Не вернее ли будет употребить слово «кража»?

— На черта ли мне было красть тигра? — спросил он. На такой вопрос я, понятно, не мог ответить.