В голосе лейтенанта прозвучала неприкрытая враждебность, и Тарбэдж тоже вспыхнул. Многолетняя служба в полиции южноафриканского протектората выработала в нем немалую выдержку, но в последнее время Тарбэдж с неудовольствием замечал, что, старея, становится раздражительным. Впрочем, и начальнику патруля не следовало говорить с ним таким тоном. Тарбэдж, хотя он скорее полицейский, чем военный, носит на каждом погоне корону и звезду, и его чин соответствует званию подполковника. Он сдержанно сказал:
— Если мы не найдем его скоро, дай вам бог и через неделю «выть от скуки». Если в ближайшие сорок восемь часов мы его не поймаем, он почти наверняка переберется за границу, и, едва это станет известно, вспыхнет такой мятеж, какого здесь давно не видали. Тогда вы не соскучитесь — в вас будут швырять камнями, а вам и отстреливаться нельзя будет. — Помолчав, он добавил уже мягче: — Поэтому-то вам и нужно не жалеть усилий, выложиться до конца. Вы поняли, не так ли?
— Да, но…
— Хорошо.
Тарбэдж взглянул на часы, затем на развернутую у него на коленях карту.
— Вы… постойте-ка… вы Баркер, так ведь? Хорошо. Так вот, видите ли, Баркер, мне сейчас нужно еще раз побывать у Люйта. Вы с вашими людьми проследуете на ферму Моолфонтейн — это в трех милях отсюда. Владелец этой фермы Сарел Редлингхойс, шурин Ван Доорна, очень ловкая бестия, так что держитесь с ним поосторожнее. Не будьте размазней, но, разумеется, никакого насилия. Упаси вас бог хоть пальцем кого-то тронуть. Все хорошенько обыщите и постоянно будьте начеку, идет?
— Я постараюсь.
— Хорошо. И уж, пожалуйста, ничего там у него не поломайте. Жалобы на нас так и сыплются. Что ж, добро, отправляйтесь, надеюсь встретиться с вами еще засветло.
Тарбэдж кивнул шоферу, и машина с шумом укатила по прямой каменистой дороге, вздымая за собой облако красной пыли, заметное в этой местности даже на расстоянии в несколько миль… если было кому замечать. Лейтенант кивнул своему взводному сержанту, сидевшему вместе с солдатами в пыли на обочине; тот вяло встал, высокий, смуглый, хмурый, лет на пять-шесть старше начальника патруля.
— Чего там еще? — спросил он с усталой недоброй насмешкой.
— На следующую ферму — три мили пути. Что поделаешь!
Баркер бегло, виновато усмехнулся; вихрастый, веснушчатый, загорелый, он смахивал на мальчишку и в какой-то мере — в гораздо меньшей, впрочем, чем сам предпочитал считать, — был не лишен известного обаяния, отчасти действовавшего на начальство, которое именовало лейтенанта «славный парнишка Баркер», и не в пример слабей — на взвод, называвший Баркера «соплячком».
— Я понимаю, все устали, — сказал лейтенант, — зато сегодня нас больше никуда не пошлют. Велите им вставать, Ролт, ну, пожалуйста. Чем раньше мы закончим, тем скорее будет отдых и чай.
Но сержанта Ролта оказалось нелегко умаслить. В промежуточном положении, которое он занимал между офицером и рядовыми, не так просто было сохранить равновесие. Возьми он сторону солдат, ему пришьют «неповиновение» и даже «нелояльность» — в британской армии лояльность можно проявить только к старшим по чину, — и тогда ему наверняка закрыта дорога к повышению; с другой стороны — солдаты сразу замечали малейшую его попытку добросовестно помочь лейтенанту по службе (а ведь, по сути говоря, только для этого и существует во взводе сержант) и заявляли, что он «лижет задницу сопляку Тиму». Нелегко балансировать таким образом долго и не утратить равновесия; Ролт, будучи реалистом по натуре и хорошо соображая, что к чему, предпочитал, насколько смелости хватало, жать на солдат.
Зато сейчас сержант почувствовал, что наступила пора поконфликтовать с лейтенантом и снискать одобрение рядовых. Он повысил голос, так чтобы услышали на обочине:
— Нам говорили, нас отсюда никуда больше не пошлют. А уйдем на три мили — пропустим транспорт и вовсе без чая останемся. Вы бы подумали о…
— На кухне будет для вас чай…
Чай то ли будет, то ли нет, и Ролт сказал:
— Черта с два он будет, сами знаете. А тут еще Маконахи упал и растянул сухожилие на руке.
— Это ему не помешает участвовать в обыске. А его винтовку понесет кто-нибудь другой.
— Кто? — с вызовом спросил Ролт.
— О господи… я понесу! У вас все?
— Да, все, если еще добавить, что это дело у нас в печенках сидит… с вашего позволения, сэр. — Сержант Ролт, продемонстрировав демократическую близость к нижним чинам, повернулся и крикнул:
— А ну… вставай и строиться!
Очень медленно, ругаясь и ворча, солдаты встали на ноги и кое-как построились. Затем возглавляемый офицером и сержантом взвод медленно потащился по пыльной красной дороге, под золотистым и жарким солнечным светом.