Получив твердый отказ, боярин недобро прищурился и отошел, бурча что-то под нос. Однако видимого неудовольствия он не проявил, так что я выкинул эту проблему из головы. У нас и так дел полно, да еще царевну надо разместить соответственно чину, то есть по-царски. Трудная задача, учитывая, что в распоряжении у князя Ярика имеется только один двухэтажный терем, да и тот битком набитый. Пришлось идти к Василию, просить у него взаймы какие-нибудь хоромы. Юный князь охотно согласился выделить помещение, а отец Григорий, пользуясь моментом, как бы между прочим спросил, не собирается ли молодая особа царских кровей выслушать проповедника.
Алсу уже успела выяснить, что перед свадьбой ей сначала надо провести обряд перехода в новую веру, и уяснила, в чем он заключается. Поэтому Чингиса без околичностей заявила, что купать её можно хоть сегодня, только чтобы вода была теплая, а названым отцом пусть станет нойон Гавша. На всякий случай священники попросили трофейного толмача еще раз расспросить Чингису, опасаясь, что она неправильно поняла суть вопроса, но куман подтвердил твердое желание царевны креститься в православие.
Смущенный легкостью, с которой решилась трудная задача, отец Симеон заговорил было о необходимости предварительного наставления в вере, но под укоризненным взглядом протоиерея запнулся и вспомнил, что малых детей можно крестить сразу. Теперь осталось только назначить дату церемонии, но Цвень, только и ждавший этого момента, выступил вперед с решительным видом. Засунув пальцы за ремень, он оглядел присутствующих и, когда все умолкли, пророкотал на всю светелку:
– А не может боярин Гавриил Рославльский стать крестным отцом царевне!
Возмущенные крики наполнили терем, кое-кто схватился за кинжал, но княжич Василий призвал всех к тишине.
– Пока не может, – уточнил Тит, понимая, что хватил через край. – Мы, бояре, все ему доверяем, но вот разговоры нехорошие ходят. Дескать, с нечистой силой Гавша связался, да и сам ведовством занимается, резы какие-то на бересте колдовские чертит. И язык всех агарян понимает, и животных лесных. И много еще чего.
– Ерунда все! – отрезал Василий и притопнул ногой. – Кто нам победить помог, тот уж, конечно, не бесовское создание.
Ярик согласно закивал и с неприязнью посмотрел на своего сотника. Святослав тоже открыл было рот, желая поддержать племянника, но глянул на Алсу и одумался. Тит же не торопился переть напролом и постарался обставить так, будто он и ни при чем:
– Да, возможно, ерунда. Но многие гридни ворчат и слухи разные распускают. А ну как потом окажется, что боярин от церкви отлучен, и тогда крещение царевны окажется недействительным? И что тогда? Вот почему надо бы сперва расследование провести и все внимательно изучить.
Во как удумал! На вид глуповат, а рассчитал все верно или же подсказал кто. Пока суд да дело, Алю окрестят без меня, а с новым крестным, глядишь, жених и договорится.
Василий растерянно посмотрел на своего исповедника, но протоиерей уже поспешил взять дело в свои руки.
– Тит Цвень, – прогремел он неожиданно зычным голосом, – так ты обвиняешь Гавриила и просишь вынести его дело на церковный суд или просто сплетни распускаешь?
Под взглядом византийца мой недруг втянул голову в плечи и, казалось, начал смотреть на священника снизу вверх, хотя был намного выше ростом. Тит забегал глазами по сторонам, ища выхода, но деваться было некуда. Местные иерархи настроены ко мне вполне лояльно и сами начинать следствие не станут. Просить же кметей, на которых он ссылался, выступить обвинителями против воеводы смешно и несолидно. Поэтому пришлось Цвеню идти до конца:
– Да, он ведун, и все об этом знают. Мне было все равно, пока он воевал и зла княжеству не приносил, но погубить несчастную душу ребенка ложным крещением не дам.
Решившись на смелый шаг – сделаться кляузником на глазах у всего честного народа, Тит успокоился и теперь вожделенно поглядывал на Алсу, уже представляя на её месте грамоту со списком дарованных ему городов. Будущему князю плевать, что о нем подумают, тем более что основания для обвинения действительно веские.
Протоиерей же тем временем внимательно смотрел на лицо жалобщика, как на открытую книгу, читая все его мысли, и вдруг слегка усмехнулся. Улыбка, мелькнувшая лишь на мгновение, как отблеск солнца на кинжале, тут же исчезла, но Титу, успевшему заметить довольство священника, стало не по себе.
– Идем, Тит, – уже обычным будничным голосом произнес Григорий, и сутяжник послушно отправился составлять обвинительное заключение.