Спас на крови

— Я зашла в номер, прошла в спальню, а он действительно лежит на кровати и за сердце рукой держится. Я еще спросила, может «скорую» вызвать, но он только поморщился, сказал «пройдет», и единственное, что попросил, так это валидол принести.

— И что вы? Сразу же принесли или?..

— Не-ет, не сразу. Я же уже говорила вам, что позвонила старшей дежурной, она сказала мне, чтобы я спустилась к ней за валидолом, и буквально минут через пять я вернулась в девятый люкс.

Рассказ Афониной пока что полностью накладывался на ту версию, которая прорисовывалась в голове Семена, однако до полной картины не доставало одной-единственной детали, которая должна была завершить или же разрушить выстраиваемое им мозаичное полотно.

— Скажите, Зина, вы звонили старшей дежурной с того же аппарата, которым пользовался и Державин?

Афонина недоуменным взглядом уставилась на вроде бы умного и даже весьма симпатичного следователя.

— А с какого же еще? — удивилась она. — У нас в номерах по одному телефону стоит, как положено.

Глядя на молодую женщину, которую не постигла участь Державина только потому, видимо, что она до последнего времени не знала «с какой стороны у нее сердце», Головко мысленно поздравил ее еще с одним днем рождения.

* * *

Возмущению Маканина, казалось, не будет предела. Мало того, что из-за смерти Державина был опечатан люкс, из-за чего гостиница несла убытки, так вдобавок ко всему прокурорским служакой было произведено изъятие телефонного аппарата, которым, якобы, мог пользоваться покойник.

Впрочем, и господина Маканина можно было понять. Сторожевого пса хорошо кормят, если он столь же хорошо выполняет свои обязанности, а тут сплошные накладки, которые не могли не сказаться на имидже гостиницы.

Стараясь даже не смотреть на фээсбэшного капитана, в котором он видел сейчас едва ли не своего личного врага, Маканин проводил тяжелым взглядом упакованный в целлофановый пакет телефонный аппарат, скрывшийся в сумке следователя, на его скулах дрогнули вздувшиеся желваки, и он почти выдавил из себя:

— Вы хоть догадываетесь, чем именно может грозить вам этот произвол?

— Что, соизволишь оставить меня без погон? — опережая реакцию Головко, ощерился на Маканина Стогов. — Так я, может, только спа-с-сибочки тебе скажу. Глядишь, и я в службу безопасности подамся, благо, протеже будет.

— Ты… ты мне не тыкай: — взорвался Маканин. Ты еще сопли кулаком подтирал, когда я в капитанском звании пребывал.

— Откуда и поперли, — довольно желчно прокомментировал Стогов, также не питавший к начальнику гостиничной службы безопасности особо нежных чувств. — А еще…

Он попытался было добавить еще что-то, видимо более едкое, но вовремя замолчал, поймав на себе осуждающий взгляд Головко.

— А вы, Павел Петрович, — повернулся Головко к Маканину, — постарайтесь впредь выбирать выражения, все-таки не на базаре торгуетесь.

— Да я… Как вы смеете так разговаривать со мной? — побагровел Маканин, однако Головко так и не позволил ему развить свой праведный гнев.

— Простите, а чем же это я обидел вас, Павел Петрович? — искренне удивился Головко. — К тому же я пришел к вам не чаи распивать, а в связи с возбуждением уголовного дела по факту смерти человека, остановившегося в вашей гостинице. Предъявил вам постановление на изъятие телефонного аппарата, с которого мог разговаривать умерший, а вы, вместо того чтобы оказать органам следствия всяческое содействие…

Пора было закругляться, и Головко, застегивая «молнию» на сумке, негромко, но многообещающе завершил явно затянувшийся монолог:

— Думаю, этот ваш стиль работы вряд ли может понравиться владельцу гостиницы. Тем более что вашему руководству нет никакого резона ссориться как с городской прокуратурой, так и с госбезопасностью.

Держа сумку в руке, Головко шагнул было к выходу из номера, но его остановил напряженный голос Маканина:

— Угрожаете?

— Упаси Бог! Просто советую вести себя как положено. Тем более что нам еще предстоит встречаться, и не раз.

Вернувшись в прокуратуру, Головко еще раз просмотрел записную книжку Державина, почти девственно чистую, и, отложив ее в сторону, выписал в свой кондуит телефон некоего Ефрема Ушакова. Судя по всему, этот телефон был вписан в записную книжку совсем недавно, возможно, в субботу или в воскресенье, и это наталкивало на мысль, что этот самый Ефрем Ушаков был причастен к тому делу, ради которого Державин прибыл в Москву. На журнальном столике гостиничного номера, в котором жил Державин, был обнаружен небольшой лист бумаги с телефоном Ушакова. Судя по всему, Державин не знал его номера и уже в Москве, видимо перезвонившись с кем-то, смог выяснить интересующие его подробности. В частности, домашний номер телефона Ушакова, который он и записал поначалу на листе бумаги.

Не исключалась также возможность и того, что Ушаков был одним из последних, с кем общался в тот злополучный день Державин, и он мог бы пролить свет на весьма загадочные обстоятельства смерти эксперта. Впрочем, все это было гаданием на кофейной гуще, и надо было звонить Ушакову.