И на «повестке дня» вопрос о хранении благодати. Написано немало книг о том, как готовиться, например, к Причастию, но не встречал я книг, объясняющих, как вести себя после Причастия. Получить можно много (Бог не жаден), но распорядиться с полученным подарком удастся ли?
Итак, Пасха пришла и в свой черед уйдет, а жизнь продолжится. Надолго ли Пасха уйдет? На неделю только. Каждое воскресенье — пасхальный день. Истинный поклонник Воскресшего Господа не тот, кто раз в год приходит на длинное и особое богослужение, отягчая руки корзинами со снедью, а тот, кто всякую неделю в воскресный день чтит и славит Победителя смерти — Иисуса. В этом понимании Пасхи Христовой — ближайший и необходимейший плод всех пасхальных торжеств. Состоится это — вслед за сим многое другое из вопросов веры облечется в осязаемую плоть и кровь, получит внутреннее понимание и принесет необходимый плод: в
Приблизительная справедливость. Слово на Пасху
Страх смерти, страх бедности, внутренняя боль в костях от грехов — вот главные тревоги человека. Их вспоминает Златоуст в своем огласительном слове: «Никтоже да рыдает убожества: явися бо общее Царство. Никтоже да плачет прегрешений, прощение бо от гроба возсия. Никтоже да убоится смерти, свободи бо нас Спасова смерть»[37].
Говорит вначале о бедности и убожестве, потому что это вопиющее проявление несправедливости мира, видное всякому глазу. Отсюда, от желания победить неравенство имущественное и засыпать пропасть между ходящими в золоте и сидящими на гноище, родились идеи и движения, формирующие образ современного мира: пенсии на старость и пособия по безработице отсюда; кредиты на доступное жилье и профсоюзные движения отсюда же. Весь социальный пафос от футболок с портретом Че Гевары, от революций до мирных демонстраций — отсюда, из желания очевидного равенства или хотя бы приблизительной справедливости.
Но чего недостает социальным движениям? Пасхи! Недостает молитвы и радости оттого, что гроб Христов пуст. Без молитвы и пасхальной заутрени любой мирской правдолюбец лишь умножает идолов, добавляя к их пантеону еще одного — идола всецелой земной справедливости. Это — ложный бог, и сынам Неба это должно быть понятно.
Религиозный человек склонен сжечь избытки энергии скорее стоя на земных поклонах, нежели шествуя на демонстрации. Но и он нуждается в пасхальной радости, чтобы не «запоститься», не «зауныть», не придать своим покаянным трудам большую, чем должно, цену.
«Прощение от гроба воссия»[38]. Есть время плакать, и время смеяться. Есть время обнимать, и время уклоняться от объятий. Нужно распознавать времена.
Тот, кто скорбит во время всеобщей радости, скорее нечестив, чем благочестив. Это тоска о грехах несвоевременна, равно как несвоевременно хранение евреями Закона во времена благодати. «Когда нужно было хранить Закон, вы кланялись идолам. Когда же нужно почтить благодать, вы блюдете Закон, чрезмерно усиленный произвольными толкованиями», — так в общих чертах говорит о подобной несвоевременности Златоуст в одной из проповедей[39].
Пост был направлен к Пасхе. Пасха настала, и пост закончился. Не могут
Есть время плакать, и время смеяться. Есть время обнимать, и время уклоняться от объятий. Нужно распознавать времена. Тот, кто скорбит во время всеобщей радости, скорее нечестив, чем благочестив.
Наконец, смерть. Она важна и, как ни странно, нужна. Но кто бесстрашен перед лицем ее? Грозная и молчаливая, как глубокий колодец, она не отвечает на твои крики. Она не хочет разговаривать, зная, что молчаливый воин страшнее воина говорливого. И вот, слышим: «Никтоже да убоится смерти!»[40]
Можно было бы счесть эти слова порывом чувства, не более. Но множество мучеников и терпеливых страдальцев возвысят голос и скажут, что именно вера в Распятого и Воскресшего Христа дала им силы одолеть и страх, и боль, и ярость мучителей.
Смерти можно не бояться, если посредством молитвы и таинств соединить свою душу с Победителем смерти и понять то, о чем говорил Давид. А он сказал однажды:
Итак, три врага названы Златоустом. Три врага попраны Иисусом, сыном Бога Живого. Как говорит митрополит Иерофей (Влахос): «Мы продолжаем рыдать, плакать и бояться лишь в ту меру, в какую нас не наполняет свет Воскресения Христова; в меру нашей чуждости пасхальной благодати»[41].