Когда бы только эти бессознательные тенденции — будь то в форме образов, почерпнутых из минувшего, или в форме предсказаний, заглядывающих в будущее — не появлялись в сновидениях, они всегда понимались (на протяжении всех предшествующих тысячелетий) вовсе не как исторические регрессии, а, напротив, как антиципации будущего — и по праву. Ведь все, что будет, происходит на основе того, что было, и след чего (сознательный или бессознательный) все еще и неизменно имеется в воспоминании. Поскольку никакой человек не рождается тотально новым созданием, но всегда повторяет пройденные и достигнутые ступени развития, то содержит всякий из нас — бессознательно как априорную возможность — целую психическую структуру, которая развивалась постепенно в ряду его предков по восходящей или нисходящей линии. Этот факт придает характерный "исторический" аспект нашему бессознательному и одновременно является conditio sine qua поп определенной офор-мленности нашего будущего. Именно по этой причине часто трудно решить, как следует объяснять некоторые автономные выражения бессознательного — главным образом как эффект (и тем самым исторически) или как цель (и тем самым финально или антиципирующе). Сознание, как правило, думает без учета анцестральных предобусловленностей и без просчета влияния этого Априори на устроение судьбы. В то время как мы думаем в масштабе лет, бессознательное думает и живет в масштабе тысячелетий. Если же происходит нечто, что мы величаем неслыханно новым, то по большей части это оказывается давнишней историей. Мы, словно дети, всегда забываем, что было вчера. Мы все еще живем в удивительно новом мире, в котором человек мнит себя поразительно новым и "современным". Подобное состояние есть недвусмысленное свидетельство юности человеческого сознания, которое еще не понимает своей предуготовленности.
Скорее "нормальный человек", чем душевнобольной, убеждает меня в автономии бессознательного. Психиатрическая теория за отговорками о действительных или мнимых нарушениях мозга умаляет важность бессознательного. Однако подобное воззрение абсолютно допустимо, если речь идет о нормальном человечестве. То, что человек видит в качестве происходящего в мире, есть не "расплывчатые рудименты только сознательной активности", а выражения всегда и постоянно наличествующей живой душевной предобусловлен-ности. Если бы это было не так, то мы могли бы с полным правом удивляться. Однако именно те, кто менее всего признает автономию бессознательного, поражаются более всего. Тенденция нашего сознания по небрежению бессознательным понятна и легко объяснима юностью и уязвимостью этого самого сознания; ведь точно так же нельзя, чтобы юноша был слишком глубоко потрясен величием своих родителей, если он намеревается взяться за что-то самостоятельно. Наше сознание развилось и вышло — как исторически, так и индивидуально — из темноты и сумерек изначальной бессознательности. Посему имеются психические процессы и функции, которые были задолго до того, как наличествовало Я-сознание. "Иметь мысли" — существовало прежде, чем человек сказал: "Я осознаю себя думающим".
Изначальные "опасности души" — это, главным образом, угрозы сознанию. Ослепления, околдование, потеря души, одержимость и т. д. суть явные феномены диссоциации и подавления сознания бессознательными содержаниями. Даже цивилизованный человек еще далеко не освобожден от мрака правремен. Бессознательное — мать сознания. Там, где есть мать, есть и отец. Но он, кажется, остается неизвестным. Сознание — это то самое юное существо, оно может даже отречься от своего отца, но никак не от матери. Это было бы уж совсем неестественным, достаточно взглянуть на ребенка: как нерешительно и медленно развивается его Я-сознание из обрывочного осознания отдельных моментов, сколь постепенно появляется этот островок, всплывая из полнейшего мрака сплошной инстинктивности.
Сознание ведет свой род от бессознательной психики, которая старше сознания и которая функционирует в последующем либо вместе с сознанием, либо вопреки ему. Хотя и не счесть тех случаев, когда сознательные содержания вновь становятся бессознательными (к примеру, при вытеснении), все же бессознательное как цельность представляет собой далеко не останки сознания. (Разве психические функции у животных суть рудименты сознания?)