Сознание, бессознательное и индивидуация

Случаи, подобные этим, доказывают, что бессознательное при известных обстоятельствах способно перенимать роль Я. Итогом такого обмена становятся бред и путаница, ибо бессознательное является не второй личностью с организованными и централизованными функциями, а чем-то вроде децентрализованной суммы психических процессов. Разумеется, ничто, порожденное человеческим духом, никогда не бывает абсолютно вне психической области. Даже самые вздорные и "безумные" идеи обязательно соответствуют чему-то, имеющемуся в наличии в психике. Нельзя предположить, что в одних головах содержатся элементы, которые вообще никогда не приходят в голову другим. Мы также не вправе предполагать, будто бессознательное обладает способностью быть автономным только у определенных людей, а именно у тех, кто предрасположен к духовным болезням. Намного вероятнее, что тенденция к автономии есть более или менее всеобщее своеобразие бессознательного. Духовные нарушения в некотором смысле являют собой лишь примечательный пример этой скрытой, но все же встречающейся повсеместно данности. Тенденция к автономии выдает себя, прежде всего в состояниях аффекта — даже у нормальных людей. В состоянии сильного аффекта делается или говорится нечто, превосходящее обыденную меру. И нужно для этого совсем немного: часто бывает достаточно любви и ненависти, радости и печали, чтобы наступила подмена Я бессознательным. Если наступает нечто подобное, то идеи — весьма чужеродные — могут одолеть человека, совершенно здорового в другое время. Группы, сообщества и даже целые народы могут быть охвачены чем-то, по форме напоминающим духовную эпидемию.

Автономия бессознательного начинается тогда, когда возникают эмоции. Эмоции суть инстинктивные, непроизвольные реакции, нарушающие рациональный порядок сознания и совершающие элементарные прорывы. Аффекты не "делаются" волей, — они случаются. Вовсе нередко в аффекте выступает черта характера, чуждая даже непосредственному участнику, или же непроизвольно прорываются сокровенные содержания. Чем сильнее аффект, тем больше он приближается к чему-то болезненному, т. е. к тому состоянию, в котором автономные и прежде (зачастую) неосознаваемые содержания потесняют и отодвигают в сторону Я-сознание. Покуда бессознательное пребывает в просоночном состоянии, кажется, что в этой скрытной области вообще ничего нет. Поэтому-то мы всякий раз и поражаемся, когда нечто, прежде неизвестное, внезапно всплывает из кажущегося Ничто. После этого, разумеется, придет психолог и расскажет, что все это произошло по тем или иным причинам. Однако кто бы мог это сказать наперед?

Мы именуем бессознательное как Ничто, в то время как оно — действительность in potentia: Мысль, которую мы думаем, дело, которое нами осуществляется, даже судьба, о которой мы будем стенать завтра, уже сегодня имеются в бессознательном. То самое неизвестное, что нам открыл аффект, всегда было тут и, вероятно, раньше или позже предстанет пред сознанием. Посему всегда необходимо считаться с наличностью еще неоткрытого на данный момент. Этим могут быть, как говорится, неизвестные особенности характера. Могут также появиться и грядущие возможности развития, вероятнее всего, в прорыве аффекта, который порой изменяет ситуацию коренным образом. Бессознательное имеет лик Януса: с одной стороны, его содержания указывают назад в предсознательный, доисторический инстинктивный мир, с другой стороны, антиципируется потенциальное будущее, и именно по той причине, что факторы, определяющие судьбу, уже уготованы. Если бы у нас было полное знание о клише, присутствующем исходно и бессознательно в каждом индивиде, то мы сумели бы сделать далеко идущие предсказания о его судьбе.