Сожжение

Он щиплет меня за щеку, и я смеюсь, хотя мне и больно. Настроение у меня мирное, будто этот блин-матрасик на полу – наша роскошная постель в пятизвездочном отеле. В этой комнате есть все, что мне нужно. Кувшин с питьевой водой, тарелки, маленькая керосинка и полка для моих вещей и украшений. На стене – благословляющие меня каждый день Приянка Чопра и Шахрух Хан. Оглядываясь, я вижу эти красивые лица, и часть их удачи летит на меня брызгами.

* * *

– Азад, – говорю я в этот вечер. Его лицо совсем рядом с моим, будто в романтической сцене из блокбастера. – Обещай, что не рассердишься, если я тебе кое-что скажу?

Я замолкаю, глядя в его смуглое лицо. Из бровей торчат несколько длинных волосков – как будто замышляют побег. Мне нелегко смотреть ему в глаза, когда я говорю следующие суровые слова:

– Ты совсем, – говорю я наконец, – не думаешь о семье? Мы не так молоды, чтобы…

Азад меня перебивает, как всегда:

– Опять? Мой брат сюда приходил?

– Нет!

– Это он тебе такой чушью голову заморочил?

– Нет, говорю тебе!

Почему Азад обвиняет меня в таких вещах?

– Все знают, что так на свете повелось, Азад, – говорю я. – Да, мир старомоден, мир – глупец. Но твои родные хотят, чтобы ты женился на хорошей девушке, завел детей. А теперь посмотри на меня: я тебе такого будущего дать не смогу.

И тут же я жалею о своих словах. Огромная, чудовищная ошибка. Я хочу быть с Азадом всегда – зачем же я тогда его отталкиваю?

* * *

Вообще-то Азад прав. Его брат приходил как-то раз ночью, до рассвета, звонил в звонок, колотил кулаком в дверь. Такой шум поднял, что уличные псы залились лаем.

Когда я наконец вылезла из кровати и открыла дверь, брат Азада заорал мне прямо в лицо:

– Что за порчу ты на него навела, ведьма!

– Тсс! – говорила я. – Не шуми, ночь же! Люди спят!

– Ты не указывай, что мне делать, ведьма! – орал он, грозя пальцем.

Прохожий, писающий в канаву, посмотрел на него, потом на меня, потом снова на него и на меня. А в остальном было темно и тихо, но наверняка все всё слышали.

– Ты его в капкане держишь! – орал этот брат. – Отпусти его! Пусть женится, как нормальный человек!

Я просто стояла, держа открытую дверь.

– Утихни, – сказала я спокойно. – А то тебя удар хватит.

Я была в ночнушке, уши у меня горели. Вся округа оказалась в курсе моих дел. И сейчас я от этого злилась. Кто дал право этому негодному братцу орать на меня при соседях? Тут живет трудовой народ – водители рикш, продавцы фруктов, набивщики матрасов, уборщицы, охранники магазинов. Им нужно спать ночью, так как же я теперь в их глазах буду выглядеть?

В общем, я наконец сама стала ругаться. Мне об этом даже вспоминать неприятно.

* * *

– Ну, да, – признаюсь я теперь Азаду. – Ладно, приходил твой брат. Сказал мне: «Лавли, я знаю, что ты любишь его по-настоящему. И брат мой даже отказывается от еды, если тебя нет рядом. Но прошу тебя, умоляю, поговори с ним о браке и о детях. Ради наших с ним престарелых родителей».

Азад глядит на меня:

– Мой брат? Он так сказал?

Азад ушам своим не верит.

– Да, твой собственный брат, – отвечаю я. – И теперь я думаю об этом.

В окно вползает паук на тонких коричневых ножках и сразу всеми этими ножками начинает исследовать стену. Мы смотрим на него. Азад встает и примеривается прихлопнуть паука ботинком, и я говорю:

– Не надо, оставь его.

Зачем обязательно рушить чужую жизнь?

– Ну нет! – говорит Азад. – Не буду я подчиняться таким дурацким правилам. И женюсь я – на тебе!

· Дживан ·

На следующее утро возле здания суда полицейские прокладывают мне путь через толпу людей, так радостно возбужденных, будто они приветствуют успех команды на крикетном стадионе. Мне солнце светит в глаза, я смотрю вниз.

– Дживан, Дживан, посмотри сюда! – орут репортеры с камерами на плечах или над головой. Некоторые лезут вперед, чтобы ткнуть мне микрофон в лицо, но полицейские их отталкивают. Репортеры кричат:

– Как террористы на тебя вышли?

– Когда ты запланировала теракт?

Я обретаю голос и кричу, но мой крик резко обрывается, как петушиный:

– Я ни в чем не виновата! Я ничего не знаю про…

Я иду, выпрямившись, хотя все цвета у меня в глазах очень уж яркие: зелень деревьев светится, как рудная жила, а земля под ногами состоит из разноцветных частиц. Ноги подкашиваются, но женщина-полицейский успевает меня подхватить. В толпе орут, а самое доброе, что сейчас есть, – хватка полицейской на моей руке.

Внутри, за дверью, тихо, шум остается снаружи, и можно рухнуть на стул.

Появляется адвокат – мне его назначили. Он молод, чуть старше меня, но у него пузцо преуспевающего человека.

– Вас кормили сегодня? – спрашивает он первым делом.

Я смотрю на своих конвоирок, но ничего не могу вспомнить. И киваю.

– Меня зовут Гобинд, – говорит он. – Ваш назначенный судом адвокат. Вы знаете, что такое адвокат? Это человек, который…

– Сэр! – перебиваю я его. – Я знаю это слово. Я училась в школе. Я продавщица в «Панталунз», знаете этот магазин? Вы можете сказать, за что меня арестовали? Ну, да, я глупость запостила в соцсети, но я ничего не знаю про поезд.