Созерцатель

А потом отдыхающие стали потихоньку расходиться, огромный пляж пустел, выключили репродукторы, из которых непрестанно лилась популярная музыка, наступила дивная тишина и праздник очей! Раскаленный шар солнца медленно опускался в алые шелка облаков. А по золотому небу, по золотой воде Днепра, по золотому песку пляжа — плавно ступая, шли грациозные гречанки, нечеловеческой красоты неземные создания, неприкасаемые и недоступные, как дикие серны, совершенные, как ангелы. А потом мы, уставшие до ломоты в теле, притихшие и томные, брели под фонарями домой сквозь душную южную ночь, полную таинственных звуков, теней, неожиданных ароматов заснувших цветов, стрекота цикад, удивляясь, как много, оказывается, можно прожить, как много сделать и сказать всего-то за один летний день.

Поздно вечером мы с теткой чистили судака, пойманного мною, сохранённого тетей Валей в молодой крапиве и привезенного на машине прямо тётке на дом, и я сказал:

— Теть Галь, можно я у тебя останусь навсегда?

— Конечно, Андрейка! — весело кивнула она, но потом вскинула голову: — Погоди. А как же мама? Она же без тебя с ума сойдет.

— А мы и её сюда привезём.

— Да я-то с радостью, только разве она из Москвы в нашу провинцию поедет?

— А не поедет, так мы с тобой одни как-нибудь проживем. Ты понимаешь, теть Галь, здесь я живу, а там — прозябаю.

— Это, Андрюш, летом. А зимой и тут бывает тоскливо. А уж когда пыльная буря или воздух от заводов подует — тут просто ужас как плохо.

Может быть, зимой и так, хотя где бывает хорошо в холод и метель, в сырость и проливные дожди? Только я с утра до вечера погружался и купался в дивных струях интересной, многоликой, полной событий жизни.

Открыли мне пацаны два самых страшных места. Туда тетка настоятельно рекомендовала мне и носа не совать, что меня особенно прельстило. Однажды ребята собрались во дворе, слегка размялись игрой в волейбол, после чего нас потянуло на подвиги. Они в сторонке от меня немного посовещались, потом Юра громко сказал: «Я за него ручаюсь!» — и вот мы идём гурьбой в Милистиновку. Волнение и страх пробирали не только меня, вся компания как-то подобралась, засопела. Наконец, мы прошли дома, пересекли пустырь, перелезли через забор, и перед нами открылась с виду обыкновенная мусорная свалка. Но среди ржавого металлолома, гор битого кирпича, рваных противогазов, колёс и прочего хлама — то один, то другой — стали находить нечто, ради чего мы сюда пришли: оружие! Конечно, эти «отголоски войны» имели вид весьма потрёпанный, покрыты ржавчиной и грязью. Но вот извлекаешь из мусора что-то весьма отдаленно напоминающее виденное в военных фильмах, очистишь от грязи — и у тебя в руках парабеллум! Да, ржавый, нерабочий… Но настоящий немецкий пистолет! А вот Юрка упаковывает в сумку ленту патронташа с полтора метра с тремя патронами, а Валерику посчастливилось найти наган, а Борьке — ППШ без приклада, Витька сумел в комке грязи разглядеть гранату-лимонку и комок слипшихся от глины гильз. Где-то почти рядом залаяла собака, малолетние преступники приникли к земле: это обход военизированной охраны. Борька шипит «атас, братва!» — и мы даём стрекача в сторону забора, под который для более комфортного преодоления заблаговременно подставили бочку. Перемахиваем по очереди через забор, бежим через пустырь в кусты, там ложимся на животы и прислушиваемся. Кажется, пронесло!

Следующим пунктом военной операции — речной откос. Под Парком культуры и отдыха имени Горького, всего-то в пятидесяти метрах от культурно отдыхающих масс трудящихся, пятеро юных вооруженных бандитов — то есть мы — разбираем маскировку из веток и сена, разгоняем десяток ящериц, со скрипом открываем тяжелую бронированную дверь и попадаем в сырое бетонное подземелье ДОТа — долговременной огневой точки времен Отечественной войны. Здесь у моих боевых товарищей на случай войны имеются запасы воды, продовольствия, оружия и неплохо устроенные спальные места. Мы складываем в углу драгоценные находки, хватаем то, что уже очищено, и выходим наружу. От ДОТа к руинам ведет едва заметная тропа. Сверху доносится музыка духового оркестра и смех, слева сверкает широкая вода могучего Днепра, а вокруг нас на крутом склоне откоса крапива до пояса, осот и кусты плакучей ивы, скрывающие нас от нежелательных досужих взоров мирного населения. Наконец, наш взвод врывается в трехэтажные кирпичные руины, бойцы разбегаются по этажам и предаются любимому мужскому занятию — играют в войну.