В какой-то момент я обнаружил, что Настя больше не спит. Машина стояла, Настя смотрела на меня, а я смеялся.
– Дальше ты сама, – проговорил я и упал лицом на окровавленный руль, пахнущий железом.
***
Это просто удивительно, какой разной может быть трава. Она может быть ковриком, покрывающим землю. Она может быть выше человеческого роста. Она может быть какой угодно. Самого разного цвета.
Но я всегда любил только зелёную траву высотой по колено.
Как интересно смотреть на волны, пробегающие по зелёному травяному полю, когда из-за горизонта прилетает тёплый ароматный ветер.
Иногда мне казалось, что вокруг меня что-то происходит. Мысли о траве спасали меня. Я прятался за ними от боли, которая злобной тварью подстерегала меня у выхода из беспамятства.
Думай только о траве.
Голоса людей. Звуки. Запахи.
А уж какой ароматной может быть трава. Ох уж этот терпкий свежий аромат, разливающийся после покоса.
Кажется, меня куда-то несли. Кто так громко кричит? Заткнитесь!
Назад! Назад в траву и не смей из неё вылезать.
Я буду жить в траве всегда…
***
Я проснулся.
Просто в какой-то момент я обнаружил, что бесконечная серая пелена рассеялась, и я стал собой.
Я дышал. Потрясающее открытие! Я мог вдыхать и выдыхать безвкусный воздух анабиозной камеры, в которой лежал.
Анабиозная камера! Ещё одно изумительное открытие! Я знаю, что это такое! Это место, где все мы сохраняем нашу молодость!
Я неохотно открыл глаза и посмотрел мутным взглядом на крышку камеры. В Спальне почему-то было сумрачно, но не темно. И ещё слышались какие-то очень слабые звуки. Разве так должно быть?
Сердце пока билось неохотно, понемногу разгоняя холодный заменитель крови и препараты, которые капсула вколола в плечо для пробуждения.
Послышалось чуть слышное жужжание, и я почувствовал ещё один укол, который должен был привести все функции организма к нормальной физиологической норме. Затем капельница отцепилась от локтя, закончив замену антифриза моей кровью, изъятой при засыпании.
Сегодня шестнадцатая смена. Нет, погодите…
Я нахмурился и напряг память. В прошлый раз была пятнадцатая. Но разве я не просыпался в шестнадцатый раз? Почему я так плохо помню? Ну да, мозг же ещё тормозит.
Или же сегодня уже семнадцатая смена?
Я растерялся и почувствовал беспокойство. Такое со мной случилось впервые. А ещё мне было непонятно, почему в Спальне становилось всё светлее. Разве так не должно происходить уже после того, как я открою крышку и сяду? Глазам было больно, но я не мог их закрыть, потому что по ту сторону происходило что-то необычное. Там что-то шевелилось. Колыхалось. Колебалось. Не в том смысле, что это было что-то живое. А как… Я не смог подобрать подходящие слова для описания и разозлился на самого себя.
А эти глухие и едва различимые звуки? Нет, ну я ведь и правда слышу что-то. Снаружи что-то происходило.
Загорелась зелёная лампочка, но крышка капсулы так и осталась закрытой. А потом как будто некая пелена сошла с неё, и стало ещё светлее.
И тогда я поднял руку, протянул к крышке и коснулся пальцами тёплого стекла. Тёплого?!
Со свистом крышка капсулы начала подниматься, подавая сигнал, что теперь можно начинать двигаться.
Но я так и остался лежать, потому что остолбенел от странной картины, которая оказалась в поле зрения. Надо мной колыхались ветви самого настоящего дерева. Зелёные! Ветви! Дерева! С зелёными листьями! И они шуршали на ветру, как настоящие, колыхались и создавали игру светотени.
Я принюхался. Пахло чем-то непонятным и непривычным. Но приятным. Да, я совершенно точно определил, что этот запах мне нравится. Что-то он мне напоминал…
– Что, так и будешь лежать? – раздался вдруг чей-то голос, и я вздрогнул от неожиданности.
Кряхтя и морщась, я ухватился за стенки капсулы и сел.
Рядом со мной на самом настоящем стуле сидела пожилая женщина в длинном белом платье. Мы с ней находились под деревом. А вокруг, куда ни глянь, простиралось бескрайнее поле ярко-зелёной травы, колышущейся от дуновения жаркого ветра. В серо-голубом небе светило яркое жаркое солнце, а из-за горизонта медленно выплывали густые пушистые белые облака, предвестники тёплого летнего ливня.
– Какая сегодня погода? – задал я свой традиционный вопрос.
– Плюс тридцать два и солнечно, – усмехнулась она. – К вечеру возможен дождь.
– Я умер? – спросил я в растерянности.
– Как был дураком, так им и остался, – рассмеялась она и встала со стула. – Поднимайся, Павлуша!
Я не мог при женщине стонать, поэтому, сцепив зубы, медленно вылез из капсулы и опустил голые ноги на землю. Точнее, на траву, которая покрывала землю. Потом я сделал несколько неуверенных шагов, прислушиваясь к своим ощущениям.
– Где я, а? – спросил я, оборачиваясь к женщине.
– На Новой Заре, – улыбнулась она. – На планете, которую ты создал… Которую все мы создали.
– Но какой сейчас год?! – воскликнул я, разом вспоминая последнее задание и мучительное возвращение на родную станцию.
– Девятьсот тринадцатый год с начала программы терраформирования. – просто ответил она, становясь рядом со мной.