Время тянулось. Руперт начал вспоминать людей, которых никогда больше не увидит. Он подумал о Мэдлин. О своих родителях в Бейкерсфилде[8]. Об отце, который стал одержим гольфом: бесконечно читал специализированные журналы, смотрел соревнования и играл цифровой клюшкой, подаренной Рупертом на Рождество три года назад. Он думал о матери, которая принимала сильнодействующие успокоительные и слишком долго сидела перед телеэкраном с отрешенным видом, иногда пуская слюну.
Время тянулось. Руперт вдруг нелепо обрадовался, что у него не было детей. Или собаки. Мэдлин терпеть не могла «собачью шерсть» и «запах псины» в доме. Пес оказался бы в доме совсем один без присмотра. Интересно, что случается с животными узников? Руперт подумал, что лучше иметь маленькую собаку. Агенты могут убить большого пса, врываясь в дом. Лучше заводить крошечных трусливых собак, которые прячутся при малейшем шорохе.
Была ли у Салли собака? Руперт не видел у него дома животных. Лучше, наверное, держать кошку. У кошек больше шансов выжить без хозяев. Зато Руперт знал, что делали с детьми арестованных. Старших подростков, возможно, допрашивали, а тех, кто помладше, отправляли в Центр защиты детей и семьи, их судьбу решали люди вроде Лиама О’Ши. Руперт понятия не имел, чем занимались центры спасения детей.
Слава богу, у него не было детей.
Время тянулось. Руперт провалился в тяжелый глубокий сон. Ему снилось, что он идет по бесконечному белому леднику, изрезанному трещинами, глубокими, будто каньоны. Вдали, почти на горизонте, он увидел Салли, который с трудом брел, согнувшись на холодном ветру. Руперт попытался окликнуть его, но потерял голос.
Руперта разбудил громкий вой, обжегший окоченевшие уши. Дверь открылась, и двое рослых мужчин в черных комбинезонах схватили его и выдернули из камеры. Оказалось, что она располагается под полом. Руперта вытащили и бросили на бетонный пол в другом помещении. Температура там была комнатной, но он как будто попал в баню. Он глубоко втянул теплый воздух и невольно вздохнул с облегчением.
— Не расслабляйся, — сказал один из мужчин. Руперта подняли на ноги.
— Рано или поздно ты пожалеешь, что не остался в камере, — добавил второй. У него был сплющенный нос, как будто давно сломанный. — Иди. Мы тебя не понесем.
Они шли втроем по пыльному серому коридору, мужчины держались по обеим сторонам от Руперта.
— А Мэдлин здесь? — спросил Руперт.
Первый мужчина, с изогнутым шрамом от уха до горла, остановил его одной рукой, а другой ударил в челюсть.
— Правило первое, — сказал он, — никаких вопросов. Ты ни у кого ничего не спрашиваешь. Понял? Вопросы тут задаем мы.
— Да.
— Что он сказал? — спросил порезанный.
— Я не знаю, что он сказал.
— Я сказал «да», — проговорил Руперт.
Порезанный ударил его снова, на этот раз в живот. Руперт согнулся пополам, шлепнулся на колени и с трудом дышал.
— За что? — спросил он.
Порезанный схватил его за футболку.
— Ты только что задал мне вопрос?
— Да. Нет.
— Он еще и врет, — сказал плосконосый. Он схватил Руперта за волосы и повернул его голову, чтобы заглянуть в лицо. — Ты задаешь вопросы и врешь.
Они швырнули его на пол и стали пинать по ребрам, плечам, голове. Удары сыпались на свежие раны, оставшиеся после избиения в фургоне. Когда у Руперта из носа хлынула кровь, а один глаз заплыл, они подняли его на ноги и заставили идти.
Сначала они остановились у промышленной мойки, где плосконосый положил на чашу металлическую решетку и достал пару латексных перчаток. Он взял Руперта за предплечья и прижал к решетке, так что его склеенные кисти оказались под широким краном.
Порезанный вынул из-под мойки большой пластмассовый кувшин с омерзительной темно-зеленой жижей. Он открутил крышку и оскалился, взглянув на Руперта.
— Не шевели руками, — сказал он и начал лить жидкость на покрывавший ладони Руперта клей. Сейчас он напоминал грязную застывшую смолу.
Липкая масса начала пузыриться, превратилась в белесую жидкость с едким запахом и закапала со склеенных ладоней. Руперт смотрел, как белые капли падают в раковину и запекаются темной коркой вокруг слива. Он пошевелил руками, чтобы растворитель попал на большие сгустки клея на ладонях и между пальцами.
Руки зачесались, а потом стали гореть. Зеленая жидкость или растворяющийся клей разъедали кожу. Руперт зашипел от боли и попытался отдернуть руки, но плосконосый еще крепче схватил его за предплечья.
— Чуть-чуть щиплет? — спросил порезанный. Он вернул кувшин под мойку и зажег сигарету. — Будешь дергаться — эта штука въестся как следует.
Жгло все сильнее. Руперту казалось, что он крепко сжимал в обеих руках щупальца ядовитой медузы. Стало жечь под ногтями и в суставах. Руперт сжал зубы и напряг каждый мускул в руках, он старался не закричать от боли, понимая, что за это его будут бить.
Клей продолжал растворяться, пузырясь и шкварча, как яйцо на сковороде, казалось, что плоть на руках плавится до самых костей.
— Знаешь, что помогает в таких случаях? — спросил порезанный. — Вода. Простая холодная вода. Он направил широкий кран на руки Руперта.