Создатель звезд

Работа по созданию общегалактической «утопии» не обошлась без трений между ее участниками. Различные типы рас проводили в галактике разную политику. Хотя война к этому времени была уже делом немыслимым, конфликты, какие случаются между индивидуумами или социальными группами в пределах одного государства, были обычным явлением. Например, шла постоянная борьба между системами, заинтересованными только построением общегалактической «утопии», озабоченными, главным образом, поиском контакта с другими галактиками, и системами, занятыми только совершенствованием духа. Помимо них существовали еще группы планетных систем, ставившие благополучие индивидуальных мировых систем выше успеха общегалактического предприятия. Их больше волновали драматизм отношений между личностями. Реализация личных способностей миров и систем волновали их больше, чем «государственное строительство», межгалактические путешествия и духовное очищение. И хотя их позиция разочаровывала энтузиастов, они приветствовали ее, поскольку она была своеобразной гарантией «демократии».

Именно в эпоху общегалактической «утопии» деятельные миры ощутили еще одно благотворное влияние. В ходе телепатических исследований были обнаружены следы цивилизации давно вымерших людей-растений, которых погубила мистическая страсть к покою. «Утопические» миры многому научились у этих архаичных, но необычайно восприимчивых существ. С этого момента растительные формы восприятия – в разумных пределах – были вплетены в ткань общегалактического разума.

ГЛАВА 10 Галактика

Сейчас нам казалось, что все беды многочисленных галактических миров были, наконец, позади, что воля к созданию общегалактической «утопии» уже стал всеобщей, и что будущее будет шествием от одной сияющей вершины к другой. Мы были уверены в том, что другие галактики достигли такого же прогресса. По простоте душевной, мы ожидали стремительного, полного и окончательного триумфа духа в масштабах всего космоса. Мы даже вообразили, что Создатель Звезд пришел в восторг от совершенства своего творения. Мы стали использовать символы, которые все равно не могли выразить невыразимое. Мы вообразили, что вначале Создатель Звезд был одинок, но жаждал любви и общения, и потому решил сотворить совершенное создание – свою любимую. Мы вообразили, что он сотворил ее из своего неистового стремления к красоте и любви; но в процесс создания входило ее «очищение». Он мучил ее, чтобы она смогла, наконец, преодолеть все препятствия и достичь такого совершенства, к какому он, при всем его всемогуществе, никогда не смог бы достичь. И мы решили, что этой любимой является космос. Нам, по простоте душевной, показалось, что на наших глазах космос прошел уже почти весь путь своего развития, и что нам остается только увидеть высшую точку этого развития, – телепатическое соединение всех галактик в единый, полностью пробудившийся совершенный дух космоса, достойный того, чтобы Создатель Звезд вечно созерцал его и наслаждался им.

Все это казалось нам абсолютно верным. И все же мы не радовались этой перспективе. Мы пресытились зрелищем постоянного и триумфального шествия цивилизации, заполнявшего весь поздний период истории нашей галактики, и нас больше не интересовали многочисленные другие галактики. Мы были почти уверены, что они ничем не отличаются от нашей. В сущности, мы утратили все иллюзии и ужасно устали. Мы видели слишком много миров и слишком много эпох. Мы так часто жили страстями этих миров! Если для них эти страсти были в новинку, то для нас они были чем-то уже неоднократно пережитым. Мы делили с этими мирами все их страдания, всю их славу и весь их позор. И сейчас, когда эти миры находились у самого порога достижения космического идеала, полного пробуждения духа, мы обнаружили, что уже слегка от всего этого устали. Какая разница, будет совершенный дух досконально знать эту величественную драму бытия и наслаждаться ею, или нет? Какая разница, дойдем мы до конечного пункта нашего паломничества, или нет?

На протяжении слишком уж многих эпох наша рассыпавшаяся по галактике компания отчаянно напрягалась, чтобы сохранить единство нашего коллективного мышления. Все это время «мы», хоть и много нас было, представляли собой «я», – исследователя множества миров. Сохранение этого тождества стало тяжким трудом. На «меня» наваливалась неодолимая сонливость; «мы», сколько бы нас там ни было, жаждали вернуться в наши маленькие родные миры, в наши дома, к нашим очагам и к нашей животной ограниченности, заслонявшей от нас всю беспредельность космоса. И в особенности мне, англичанину, хотелось оказаться в безопасности нашей спальни, забыть обо всех неотложных делах, погрузиться в сон и чувствовать только смутное, мирное присутствие спутницы моей жизни.

Но хотя я полностью выбился из сил, заснуть мне не удавалось. Я не мог отделаться ни от моих спутников, ни от множества величественных миров.