– Хорошо. Когда я был маленьким, я тоже любил своих родителей. Летом мы отдыхали в селе. Я хорошо помню, как у нас во дворе рос подсолнух. Он еще вырос очень маленьким, когда кто-то сломал верхушку. Я думал, что он засохнет. А он пустил два одинаковых ростка в разные стороны. Ростки были длинные и тонкие; они очень быстро росли. А осенью на них не было ничего. Ничего не выросло, потому что их было два, и корень не знал, какому из них отдавать свои соки. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Ты говоришь обо мне.
– Нет, я говорю о том, что если бы вовремя отломить один из ростков, то другой бы вырос правильно. Это обязательно нужно было сделать.
– Да? Но это так трудно, так хочется сохранить и то, и другое. Я не смогу.
– Почему?
– Моя подруга сказала, что это моя судьба быть мученицей. Как раньше были мученицы, которые погибали за веру или за счастье других людей. Я бы с радостью погибла за счастье других людей.
Да, это твоя судьба – быть мученицей, подумал Вацлав, но ты не умрешь, а будешь жить, мучиться и мучить других. Почему жизнь наказывает невиновных?
– Я бы с радостью погибла… – Ее лицо вдруг оживляется, – а знаешь, здешние ванны мне очень помогают. Я себя чувствую так хорошо. Я даже прихожу купаться ночью.
– И долго вы купаетесь?
– Иногда всю ночь.
Вот оно. Где-то здесь была разгадка; Вацлав чувствовал разгадку интуитивно.
– Я замечал, что вам лучше после купания, – вполне нейтрально заметил он.
– Да, так хорошо, что мне кажется, будто я снова стала маленькой, и я обо всем забываю.
– И давно вы начали купаться ночью?
– Не помню. Давно. Ты никому не расскажешь, правда?
– А сегодня ночью?
– Сегодня ночью – нет. И мне было так плохо с утра. Но сейчас лучше, от тебя идет тепло. У тебя хорошая аура – я поговорила с тобой и мне стало лучше. Можно, я приду еще?
– Приходите всегда, когда вам понадобится помощь.
– Нет, ты не понял. Я приду тогда, когда мне станет совсем хорошо, тогда я буду совсем другой, вот увидишь. Можно мне прийти?
– Да, я рад вас видеть.
Ее лицо снова изменилось.
– Вертолет, – в ее голосе испуг.
– Что вертолет?
– Вчера ночью я видела вертолет. Они прислали его за мной.
– Вы узнали об этом вчера?
– Нет, я догадалась только что.
– Не бойтесь, я знаю, как вам помочь. Обещайте, что будете меня слушать.
– А это не…?
– Это не. С этого дня вы больше не будете купаться в бассейне. Вы никому не скажете, что об этом просил я. Вам будет тяжело, но вы ведь хотели быть мученицей; если нарушите обещание, то они вас увезут. Обещайте.
– Обещаю.
– Я буду говорить с вами каждое утро. Если вам будет больно, я буду снимать вашу боль. Я ведь умею делать чудеса.
– Я хочу, – Нина встала и приблизилась, – я хочу вас поцеловать. Просто так, в щеку. На память.
Она прикоснулась губами к его щеке. Они стояли молча, глядя в пустоту, – каждый в свою пустоту. Нина повернулась и вышла.
Я пытаюсь что-то понять, подумал Вацлав, но что-то ускользает. Она ведь не сумасшедшая, но кому-то нужно свести ее с ума. А что, если она только случайная жертва?
Весь день он думал об этой женщине. Вечером он принял решение.
4
– Нора?
– Да.
– Ты спишь?
– Да.
– Мне нужно ненадолго уйти.
– Это женщина?
– Не говори глупостей. Это работа.
– Когда ты вернешься?
– Не скоро.
– Я буду ждать.
Он оделся, не включая свет, и вышел в коридор. Поднявшись на третий этаж, он зашел к Эйбу, как всегда читавшему шахматный журнал, и поговорил с ним о разных, не имеющих значения вещах. Потом он зашел в свой кабинет, сел к столу и включил компьютер. Он пустил программу, проверяющую скорость реакции, – обычная диагностическа игра.
Цифры от одного до девяти неожиданно появлялись в разных местах экрана, их нужно было гасить нажатием клавиши. По окончании десяти минут машина выдавала результат, нормированный по шкале. Число сто означало хорошую быстроту реакции, вполне достаточную для любого человека. Вацлав получил 124 и пустил программу снова. Во второй раз вышло 126. В третий – 119. Он записал три числа на листке, свернул листок вчетверо и вышел из кабинета.
Он снова зашел к Эйбу, который не имел права спать на ночном дежурстве и потому невыносимо скучал. Единственным развлечением Эйба в ночные часы были шахматы: он решал шахматные задачи, разбирал партии или играл сам с собой. Иногда, когда не хотелось спать, Вацлав заходил к нему сыграть несколько партий. Вацлав всегда выигрывал, но всегда с трудом. Эйб уверял, что это происходит оттого, что Вацлав читает мысли. Вацлав не возражал.
В этот раз сыграли две партии, обе Вацлав играл черными и обе выиграл. Дважды он применил один и тот же дебют. Потом они снова поговорили о разном – обычный ночной разговор двух людей, которым некуда спешить.