Создатель чудес

– Не знаю. Похоже, хотят сбить самолет. Или вертолет.

– Самолеты в такую погоду не летают, вертолеты тоже.

– Значит, кто-то подает сигналы своей любимой. Когда она проснется и подойдет к окну, он начнет петь серенаду.

– Вот здорово! А мы тоже послушаем.

– Подслушивать нехорошо, – Вацлав говорил, не думая.

– А мы немножко… Кто это?

Огромные листья пальм были неподвижны, казалось, что они присматриваются и прислушиваются к снегу, падающему за стеклом, – они ведь никогда не знали настоящего снега; между пальмами пробиралась женщина. Она шла не по дорожке, а прямо по камням и останавливалась возле каждого растения, тихо стояла и рассматривала все подряд.

– Это Нина, – сказал Вацлав. – Она действительно больна. У нее завтра сеанс.

– У тебя?

– Конечно. Я попробую выяснить, что с ней на самом деле. Может быть, расстроены нервы, но, скорее, что-то серьезное. У меня пока не хватало времени ею заняться.

– Она лечится здесь?

– Да, и успешно. То есть, не совсем.

– Я не поняла.

– После каждого купания ей становится лучше; она сама об этом рассказывает всем подряд. После купаний она становится такой же как все, даже лучше. Она тогда душа компании, хотя всегда ведет себя чуть неестественно. Она очень хорошо поет. Любит петь для кого-то. Поэтому я и сказал, что купания ей помогают. Но в общем, за те три недели, которые она провела здесь, ей стало гораздо хуже.

– Что значит хуже? – удивилась Нора.

– Она становится все более странной.

Прожектор на улице включился снова.

– А крепко спит его любимая, правда?

– Может быть, он выбрал слишком слабый прожектор?

Нора засмеялась. Ее смех был таким же, как и год назад. Улыбка тоже не изменилась.

– Нора, тот человек, с которым ты прожила весь год, он ведь принес тебе только несчастья.

– Тогда зачем?

– Я старалась забыть тебя, а сама я бы не смогла этого сделать. Но он оказался совсем не тем человеком, который был мне нужен. Ты узнал все это сам или помогли шпионы?

– Просто твоя улыбка не изменилась за год. Значит, ты ему улыбалась редко и не по-настоящему.

– Ты так хорошо помнишь мою улыбку?

– Еще бы, я ведь сам научил тебя так улыбаться.

– Не помню такого.

– А я запомнил тебя с первого взгляда. Это было предчувствием любви. Ты мне очень понравилась, но твоя улыбка – она была красива, но безжизненна, как будто вырезанная из теплого камня. Она не была предназначена мне. Поэтому, разговаривая с тобою в первый раз, я улыбался тебе так, будто бы ты моя единственная радость в жизни, и улыбался искренне, предчувствуя, что так оно и будет. А ты смущалась вначале, но постепенно стала отвечать мне той же улыбкой. Я говорил с тобой больше часа и все это время улыбался. К концу разговора ты заучила эту улыбку так, что не могла больше забыть. На следующий день ты случайно проходила мимо – я взглянул и увидел ту же улыбку. Она расцветала, сдерживаемая с трудом и в то же время несдерживаемая, – ты знала, что ты делаешь, но тебе мешало смущение. А потом твоя улыбка прорвалась, и ты прошла и унесла улыбку с собой.

– Да, бедная я, как это просто. Я думала, что захотела этого сама.

– А я подумал, что когда-нибудь расскажу тебе, что ты умеешь нравиться с первого взгляда, что твои темные глаза совершенно невероятны, что заставить тебя влюбиться – проще простого, что не влюбиться в тебя самому – это тяжкий труд. Тогда я подумал, что мне будет очень жаль, если кто-нибудь другой поймает тебя в свою паутину.

– Ага, и ты стал подкарауливать меня, как паук. Очень интересно.

– Но я не очень боялся соперников. Слава Богу, большинство мужчин глупы, как пробки, и видят лишь то, что выставляется напоказ. Ты не была такой. Когда ты прошла, я обернулся. Ты еще смотрела в мою сторону, но не на меня. Кажется, мы забыли поздороваться.

– Да, забыли. Мне даже было стыдно.

Прожектор включился снова. Сейчас он осветил небо – он освещал опускающийся на площадку вертолет. Вертолет в пургу, подумал Вацлав, что это значит? Это значит, происходит что-то важное. Что ж, посмотрим.

3

Все утро шел снег, наполняя комнаты мягкой ватой тишины. Каждый говорил тихо, будто желая слиться с природой – ни громких голосов, ни шагов, ни веселого смеха – так, будто снег шел не за окнами, а в сознании людей. В это утро Вацлав вел прием.

Нина плакала.

– Успокойтесь, прошу вас, я не хотел вас обидеть, – сказал Вацлав.

– Вы все хотите от меня избавиться, а я всех люблю и ничего плохого не сделала.

– Но я же только спросил вас, зачем вы приехали в санаторий, вот и все. Что же здесь страшного?

– Почему вы меня прогоняете?..