Через год, 30 июня 1955 года, Виктор получил свидетельство о начальном образовании. Он получил начальное образование за четыре года, в то время как у других детей это заняло шесть или семь лет.
Эти данные, сохранившиеся в анналах Братства христианских школ в Эйпене, свидетельствуют об умственных способностях Виктора Хоппе, который в начале своей жизни был признан дебилом. Но в документах не было отражено, как в этой школе у Виктора формировался или, вернее, реформировался образ Бога. Впрочем, об этом можно отчасти составить представление из сохранившихся школьных отчетов, в которых брат Ромбу изящным, почти каллиграфическим почерком фиксировал результаты успеваемости учеников. По каждому предмету Виктор из года в год неизменно получал 10 или 9, очень редко 8 баллов. По всем предметам, кроме Закона Божьего. За первый год обучения он, что вполне логично, получил оценку 10. Мальчик удивил многих братьев своим знанием Библии. Но это было не больше, чем просто знание. Он не доходил до понимания того, что сам читал или декламировал наизусть. За второй школьный год Виктор получил оценку 8, а за следующий — только 7. В последний год, наконец, брат Ромбу поставил ему только 4, единственную неудовлетворительную оценку за все эти годы. В качестве примечания он написал: «Виктор никогда не станет священником». Возможно, он написал это с иронией, потому что если бы знал, что творилось в голове Виктора на самом деле, то никогда бы не допустил подобной вольности.
Дисциплину создавал страх. Так было заведено тогда в школе Братства в Эйпене, да и во многих других руководимых священниками католических школах. Страх формировался с помощью телесных наказаний, а также представлением о Боге как о Всемогущем карателе грешников.
Гнев. Это слово употреблялось очень часто. Гнев Господень коснется грешников.
Грешниками были ученики, а большинство священников вели себя как надлежало Богу или мнили себя наместниками Бога на земле.
Брат Ромбу был среди них исключением, но все же и он, косвенно и неосознанно, внес свой вклад в неприязненное отношение Виктора к Богу. И пока другие ученики группы по пять часов в неделю знакомились с Библией при помощи простых рассказов и картинок в теплых акварельных тонах, Виктору разрешалось, сидя за последней партой, спокойно читать «Библию для взрослых», как выразился брат Ромбу. В его учебном методе это называлось «дифференциацией»: задания подбирались в соответствии с индивидуальным уровнем каждого ученика.
И Виктор читал. Конечно, Виктор читал. Он зарывался в чтение, погружался, совершенно растворялся в величественном языке, и по мере того как становился старше, он начинал все больше понимать этот язык. И чем больше Виктор понимал, тем больше осознавал, что тот образ Бога, который передавали большинство братьев ему и другим ученикам, этот образ соответствовал тому, что написано о Боге в Библии. И был, мягко выражаясь, не очень позитивным.
Лет до четырех дети в основном могут различать в людях только добро и зло. И с Виктором было так же, кроме того, что у него это качество осталось навсегда. Другие дети постепенно начинали видеть оттенки добра и зла. Они открывали, что в каждом человеке добро уживается со злом в постоянно меняющемся соотношении, эта пропорция колеблется не только от человека к человеку, но и внутри каждого человека, в зависимости от ситуации, в которой он оказывается.
Виктор едва ли мог распознавать нюансы. Он сам умел проявлять мало эмоций и так же мало мог различать их в других. Все для него было либо белым, либо черным. Оттенки между двумя цветами никогда не существовали. Он ничего не мог с этим поделать, потому что и не знал, что бывает по-другому. Синдром Аспергера заставлял его видеть мир именно под таким узким углом.
Если бы кто-нибудь занимался с Виктором более индивидуально, как делают это с детьми отец или мать, тогда он, пожалуй, смог бы постепенно выучить или открыть для себя, что в каждом человеке скрывается целая палитра чувств. Может быть, тогда он и сам бы расцвел, в самом широком смысле этого слова, потому что в итоге Виктор так и не преодолел стадию цветка в бутоне. Но в интернате его представление о том, что существуют только хорошие и только плохие люди, еще более упрочилось. Поверхностные контакты играли в этом конечно же большую роль, как и сами братья. Они мастерски владели искусством скрывать свои истинные чувства, как друг от друга, так и от учеников, или, в любом случае, считали, что так следует поступать. Виктор не умел показывать свои эмоции, а братьям это не разрешалось, и они не делали этого. Даже брат Ромбу. Он проявлял доброту, это — пожалуйста, в любое время, но большего он не мог себе позволить. А то, что происходило внутри него, что в нем зрело и росло, что он чувствовал и чего желал, все это не было открыто для других. Как же тогда Виктор мог осознать, что существуют более сложные вещи, чем просто добро и зло?