Созданные для любви

– О чем вы говорите?! Я очень вас люблю, как вы можете быть мне противны?! Ближе вас у меня никого нет!

Я действительно любила Федота Игнатьевича – конечно, совсем не так, как Алешу. Невозможно было не полюбить такого деликатного, заботливого и доброго человека. И вот, после пятнадцати лет брака, мы, наконец, на самом деле стали мужем и женой. У него словно началась вторая молодость, так он оживился, да и я расцвела. Постепенно Федот Игнатьевич рассказал мне о своих чувствах, которые так долго сдерживал: оказалось, он полюбил меня с того самого дня, когда утешал в бричке на монастырской дороге, только не сразу это осознал. Я мало знала Федота Игнатьевича в то время, и ближе мы сошлись только после гибели его сына Степы: Федот Игнатьевич признался, что я была тогда его утешением. А я, наверно, находила в нем отца, которого у меня никогда не было.

В 1947 году вернулась наша Маняша: она воевала в составе медсанбата на Белорусском фронте, а Победу встретила в Берлине. Как мы были рады, как гордились нашей девочкой! Мы с Федотом Игнатьевичем надеялись, что она доучится в институте, но этого не случилось: через пару месяцев к нашим соседям, тоже эвакуированным, приехал сын, чтобы забрать их в Москву, и между ним и Маняшей тут же вспыхнули чувства. Инна Михайловна и Давид Соломонович Бронштейны были адвокатами, друзьями нашей жилички Ольги Спиридоновны, и нашими хорошими знакомыми. Илья сразу же нам приглянулся, но Маняша благодаря своей резкости и нетерпимости не сильно нравилась Бронштейнам. Илья же был увлечен очень сильно – еще бы, Маняша стала настоящей красавицей! Маленькая и хрупкая, она поражала своей энергичной женственностью и сиянием ярко-голубых глаз. Внешне она очень напоминала известную актрису кино Марину Ладынину, и даже стала обесцвечивать перекисью свои темно-русые волосы – для пущего сходства.

Внешность – внешностью, но характер у Маняши был отнюдь не ангельский, и с возрастом не улучшился. Она сразу же заметила, что отношения между мной и Федотом Игнатьевичем изменились, хотя мы по-прежнему были друг с другом на «вы», и тут же принялась высмеивать наше «старческое сюсюканье», как она это называла. А однажды увидев, что Федот Игнатьевич целует меня, воскликнула: «Это просто отвратительно!» – и выскочила из комнаты, хлопнув дверью. Федот Игнатьевич сильно переживал, потому что очень любил Маняшу.

В конце 1947 года Маняша уехала вместе с Ильей и его родителями в Москву и через пару лет они все-таки поженились, несмотря на молчаливое неодобрение Бронштейнов. Мы с Федотом Игнатьевичем тоже решили перебраться поближе к дочери, но не в Москву, а в наши родные места, по которым сильно скучали. Вряд ли кто-нибудь из местных жителей мог опознать в седом старике бывшего управляющего барского имения, а в его моложавой супруге – воспитанницу княгини. Мне никогда не давали моих лет, думая, что я гораздо старше и просто очень хорошо сохранилась.

Козицк сильно пострадал во время войны, но уже начал восстанавливаться. Усадьба была цела – туда вернулся из эвакуации детский дом. От монастыря остался лишь храм Покрова Пресвятой Богородицы, вновь открытый в 1944 году, да несколько строений, в которых были устроены склады. Мы нашли комнату в построенном на скорую руку бараке, и я устроилась работать в ателье: женщины, как никогда, хотели выглядеть красивыми, а я шила очень хорошо и еще в Ташкенте зарабатывала этим ремеслом. Довольно скоро у меня появилось множество клиенток, даже из райцентра приезжали – мои фасоны пользовались успехом, а тщательность отделки превосходила все ожидания.

Впоследствии, когда наша семья увеличилась, одна из высокопоставленных клиенток даже помогла нам получить квартиру в только что построенном двухэтажном доме. Он стоял у самой железной дороги, так что о тишине пришлось забыть, но мы скоро привыкли. Увеличилась семья на Маняшу и новорожденную Сонечку, но прежде скончался мой драгоценный Федот Игнатьевич, так и не успев подержать на руках внучку. Он умер в одночасье, чуть не дожив до семидесяти пяти – мы обедали, он что-то говорил, как вдруг замолчал и повалился на стол, прямо в тарелку с картофельным пюре. Маняша на похороны не приехала, чего я долго не могла ей простить.