Совы в Афинах

“Я восхваляю богов за то, что мы действительно ладим, каковы бы ни были причины”, - сказал Соклей. “Всякий раз, когда я думаю о Менедеме и дяде Филодеме, я понимаю, как мне повезло”.

“Как нам повезло”, - поправил Лисистрат. Соклей ухмыльнулся. Он совсем не возражал против этого исправления.

Теперь у меня есть то, чего я так долго хотел, подумал Менедем. Почему я не чувствую себя счастливее? Ему не составило труда найти одну из причин, по которой он не был счастливее: он не мог лечь с Баукис с ночи фестиваля. Он никогда не находил времени, когда его отца или кого-нибудь из домашних рабов не было рядом. С тех пор он несколько раз посещал бордели, но то, что он купил в борделе, ненадолго подняло ему настроение, не решив его реальной проблемы, которая заключалась в том, что занятие любовью с кем-то, кого он любил, оказалось принципиально отличным от получения удовольствия со шлюхой.

Его отец тоже заметил, что он хандрит, хотя Филодем не знал всего, что он замечал. Он даже предложил то, что с его стороны можно было расценить как своего рода сочувствие: “Если ее муж сейчас дома, сынок, ты должен сделать все возможное, пока он снова не уедет. Нет смысла бродить вокруг, как сука, у которой только что утопили щенков ”.

Менедем ел оливки в "Андроне", когда его отец выступил с этим советом. Он собирался выплюнуть косточку. Вместо этого он подавился ею. Его отец хлопнул его по спине. Яма высвободилась. Он выплюнул ее через мужскую комнату, затем прохрипел: “Спасибо, отец”.

“В любое время”, - ответил Филодем. “Ты можешь задохнуться от одной из этих загрязненных вещей, если не будешь осторожен и тебе не повезет. Или ты не это имел в виду?”

“Ну... кое-что из того и другого”, - сказал Менедем.

Филодем со вздохом сказал: “То, как ты таскался здесь, то, как ты бормотал обрывки стихов, когда думал, что никто не слушает, то, как ты… Что ж, многое говорит о том, что ты взял и влюбился в ту, кем была твоя последняя жена. Прелюбодеяние - это достаточно плохо, но любовь еще хуже, потому что она делает тебя глупее. Я не хочу, чтобы ты делал что-либо, чтобы навлечь на себя неприятности, и я не хочу, чтобы ты делал что-либо, чтобы навлечь неприятности на семью. Если я поговорю с тобой сейчас, может быть, я смогу удержать тебя от слишком глупых поступков. Может быть. Во всяком случае, я на это надеюсь ”.

Он действительно заботится обо мне, с немалым удивлением осознал Менедем. Он по большей части понятия не имеет, как это показать -это проявляется как гнев, потому что я веду себя не так, как он хочет -но он это делает. И что я должен с этим делать?

Это пристыдило его. Сама мысль о том, чтобы хотеть жену своего отца, стыдила его годами - но, в конце концов, этого было недостаточно, чтобы остановить его. Он сам напросился на это из-за того, как он ко мне относится, это было в глубине его сознания - иногда на переднем плане - с тех пор. Если бы это было неправдой, если бы он даже не мог притвориться, что это было…

Он начал плакать. Это застало его врасплох. В один момент он был в порядке, или думал, что в порядке, а в следующий по его щекам потекли слезы.

“Здесь, сейчас. Здесь, сейчас”, - неловко сказал Филодем, по крайней мере, столь же пораженный, как и сам Менедем. “Не может быть, чтобы все было так плохо”.

“Нет, это хуже”, - выдавил Менедем. Как только слезы потекли, они не хотели останавливаться. Он видел своего отца как череду движущихся, размытых фигур, совсем не как человека.

“Видишь? Вот что с тобой делает любовь”. Но Филодем, как ни странно, не звучал возмущенно или презрительно. Он обнял Менедема: грубая ласка, но все равно это была ласка. “Ты думаешь, со мной этого никогда не случалось? Тебе лучше подумать еще раз”.

Менедем был уверен, что этого никогда не случалось с его отцом, потому что его дед не женился повторно после смерти его бабушки. Представить, что его отец влюблен в кого-либо, требовало усилий. “Неужели это?” спросил он тихим голосом, пытаясь сдержать рыдания.

“О, да. О, да”, - сказал Филодем. “Она была гетерой, а не женой другого мужчины - я не такой глупый, как ты”. Даже из сочувствия, даже в утешение он не мог не заметить насмешки. Он продолжал: “Ее звали Архиппе, и я думал, что солнце восходило и заходило над ней. Это было до твоего рождения, ты понимаешь, до того, как я женился на твоей матери ”. Теперь, когда он оглянулся на прошедшие годы, его голос смягчился. Как и черты его лица. Когда они это сделали, Менедем осознал, насколько его отец похож на дядю Лисистрата. Большую часть времени ему было трудно заметить сходство, потому что Филодем носил суровое выражение лица, которое контрастировало с жизнерадостным видом его младшего брата.

После недолгого молчания Менедем спросил: “Что случилось?”