Совы в Афинах

“Это верно”. Теперь Соклей склонил голову в знак согласия. “И поскольку ты учился там так же, как и я, ты тоже должен был слышать фразу ‘сов в Афины’, не так ли?” Он ждал. Когда Дамонакс не ответил сразу, его голос стал резче: “Не так ли?”

“Ну ... да”, - сказал Дамонакс.

“И вы также узнаете, что это значит, не так ли?”

Его шурин сердито покраснел. “Не играй со мной в эленхоса. Ты не Сократ, клянусь египетским псом!”

“Хорошо, моя дорогая. Прекрасно. Если ты хочешь, чтобы я объяснил тебе это по буквам, я это сделаю, альфа-бета-гамма”. Соклей тоже сердито выдохнул. “Совы в Афины’ означает отвезти что-то туда, где это им не нужно. Афинам не нужны совы, потому что они уже чеканят их на своих монетах. И Афинам не нужно импортное оливковое масло, потому что в Аттике его и так производят больше, чем в любом другом районе Эллады. Афины импортируют зерно, чтобы выращивать больше оливок. Вы это тоже знаете. Ты знаешь это, но не хочешь думать об этом. Каким любителем мудрости это делает тебя”.

“Моей семье нужно серебро, которое принесет масло”, - сказал Дамонакс. “Это очень хорошее масло - ты это знаешь”.

“Я также знаю, что у меня нет шансов продать это в Афинах, каким бы прекрасным оно ни было. Они пресыщены тем, что готовят сами”, - огрызнулся Соклей. “И я знаю, что это неподходящий груз для торговой галеры в любом случае - недостаточно прибыльный, даже если его продадут”. Он поднял руку. “И не рассказывайте мне о прошлом сезоне. Да, мы заработали деньги, но мы заработали бы больше с другим грузом, который мы не смогли перевезти из-за ваших больших, громоздких амфор, полных масла”.

“Тогда что я должен делать?” Потребовал Дамонакс.

“То, о чем мы говорили вам все это время: разместите его на круглом корабле, где команда небольшая, а накладные расходы низкие. Продайте его куда-нибудь, где они не выращивают так много сами по себе - может быть, на Кос или Хиос, или в города вдоль фракийского побережья, где погода прохладнее и не всегда получается хороший урожай ”.

Его шурин выпятил нижнюю губу и выглядел угрюмым. “У тебя вообще нет никаких семейных чувств”.

“Напротив”. Соклей тряхнул головой. “Моя первая верность - моему отцу. Моя следующая верность - дяде Филодему и Менедему. Если единственный способ, которым я могу вам помочь, - это причинить им боль - и, между прочим, себе - что бы вы хотели, чтобы я сделал?”

“Отправляйся к воронам”, - сказал Дамонакс.

Соклей поднялся на ноги. “Добрый день”, - сказал он и вышел из "андрона".

Эринна знала, что что-то не так. “Куда ты идешь?” она окликнула Соклея, когда он гордо шел через двор.

“Домой”. Он протиснулся мимо испуганного раба и вышел через парадную дверь в дом Дамонакса. Менедем, без сомнения, захлопнул бы ее у себя на пути. Вместо этого Соклей закрыл его так тихо, как только мог. Насколько он был обеспокоен, Дамонакс был неправ, и он ничего не хотел делать, чтобы оказаться там со своим шурином - или своей сестрой. Это не помешало ему кипеть, когда он умчался прочь. О, нет. Наоборот.

Менедем проводил столько времени, сколько мог, вне дома своего отца. Во-первых, это не давало ему и Филодемосу сцепиться рогами. Во-вторых, это устраняло искушение или, по крайней мере, шанс что-либо предпринять против искушения. И, в-третьих, он был человеком, который любил толпы, шум и возбуждение. Ходить на агору было намного веселее, чем сидеть и наблюдать, как распускаются цветы.

Гончары, резчики по дереву и кожевенники выставляли свои товары с прилавков, которые иногда принадлежали их семьям на протяжении поколений. Ювелиры демонстрировали латунные браслеты, которые блестели как золотые, ожерелья из бисера и серебряные кольца. Фермеры из сельской местности предлагали зерно и оливковое масло, оливки в рассоле и уксусе, капусту и салат-латук, свеклу и грибы, яйца от уток и кур. Дантист залез в рот мужчине железными щипцами, чтобы вытащить гнилой зуб, в то время как вокруг собралась толпа, чтобы посмотреть, указать и попросить совета. Услышав стон жертвы, Менедем поблагодарил богов за то, что его собственные зубы были целы.

Сквозь толпу прогуливался шарлатан, жонглируя потоком чашек, мячей и ножей. Время от времени кто-нибудь бросал ему оболос. Он поймал маленькие серебряные монеты, не теряя контроля над всем, что держал в воздухе. Гротескно мускулистый силач поднял над головой парня обычного роста и швырнул его так, словно тот вообще ничего не весил. Своего рода художник сидел на табурете перед участком ровного песка. Для оболоса он использовал длинное перо, чтобы нарисовать мужской портрет на песке. Менедем наблюдал за его работой. Его мазки были быстрыми и уверенными; он улавливал суть человека с минимумом лишних движений. Каждый портрет вызывал восхищение, пока следующий покупатель не давал ему немного серебра.

“Вот”. Менедем вынул изо рта оболос и протянул его художнику. “Сделай меня”.