Совсем того!

Словно заправский альпинист, Манье, держась за веревку, передвигался от одного покатого края крыши к другому и осторожно, стараясь не смотреть вниз, спускался к приближался к желобам. С помощью крюка, вытянув руку как можно дальше, он соскреб накопившиеся листья и извлек гнилой комок, засорявший фильтр водостока. Затем он проделал то же самое с другой стороны крыши.

— Ты держишь? Никакого ответа.

— Эндрю, не валяй дурака. Я рискую своей шкурой! Эй, где ты там?

— Я не валяю дурака, я просто не слышал. Не волнуйся, я здесь.

Манье волновался бы меньше, услышь он в ответ какую-нибудь идиотскую шутку — серьезность в такой ситуации была не похожа на Блейка. Он прошел всю крышу до конца, время от времени проверяя натяжение веревки. Убрав последние листья, он вздохнул с облегчением. Страшно довольный тем, что закончил работу, он, словно гусеница, пополз к чердачному окну. Блейк, думая о чем-то своем, накручивал веревку.

— Одно дело сделано, — объявил Манье.

— Осталась лестница.

— Ты не обязан.

— Нет проблем. Я же сказал, что не боюсь высоты.

Мужчины приставили большую лестницу к западному крылу.

— Тяжелая, — запыхавшись, сказал Блейк.

Манье потянул за канат, чтобы развернуть лестницу.

— Эндрю, нам не обязательно все делать сегодня. Верхним концом лестница достала до края крыши.

— Дай мне крюк.

Филипп протянул инструмент. На душе у него было неспокойно. Метеопрогноз обещал ветер и дождь. Эндрю вел себя странно: мыслями он был явно далек от того, что делал. Впрочем, это происходило с ним уже несколько дней.

Именно по этой причине Филипп даже выиграл у него партию в шахматы. Сейчас Манье хотелось отговорить его подниматься, но мажордом уже карабкался по ступенькам.

Блейк миновал уровень второго этажа и остановился передохнуть.

— Когда я был ребенком, — начал он громко, чтобы Манье слышал, — у нас в деревне была старая церковь. Втайне от викария мы развлекались тем, что влезали на колокольню. Кто быстрей залезет и разорит сорочьи гнезда.

— Будь осторожен, Эндрю.

Блейк, возобновив подъем, добрался до окон третьего этажа. Здесь он принялся насвистывать. Манье держал лест ницу, не сводя с него глаз. Ему было так страшно, как если бы наверху был он сам. Наконец Эндрю достиг крыши. Изогнувшись, он просунул руку в цинковый водосток и стал чистить внутри. Работая, он слышал только лязг крюка по металлу. Наконец объявил:

— Здесь порядок!

— Давай слезай. Не торопись.

Мажордом начал спуск. На уровне третьего этажа он отдохнул и посвистел. Манье с облегчением наблюдал, как приближается его фигура.

— Высоковато все-таки, — согласился Блейк, спустившись до середины фасада. — Отсюда ты кажешься таким маленьким, прямо как гномик.

— И знаешь, что он тебе говорит, этот гномик? — сказал Филипп, начиная понемногу успокаиваться.

Про себя управляющий решил, что сегодня больше не стоит испытывать судьбу. Все, хватит. Да и дождь вот-вот пойдет. Лестница вернется в сарай, а они с Блейком пойдут выпьют по стаканчику. А для очистки оставшихся двух водостоков он призовет на помощь Хакима. Неплохая перспектива.

Блейк был в нескольких метрах от земли, когда промахнулся, поставив ногу мимо перекладины. Манье видел, как это произошло. Мажордому почти удалось сохранить равновесие, но сила, влекущая его к земле, была слишком велика, и он не успел схватиться за лестницу. Эндрю Блейк камнем полетел вниз с пятиметровой высоты.

Манье с криком бросился к своему помощнику. Он проклинал себя последними словами. Случилось то, чего он боялся. Он чувствовал, что добром дело не кончится. Он должен был помешать Эндрю лезть на крышу. Он вообще не должен был ни о чем его просить. Блейк неподвижно лежал на боку, среди грязи и камней. Руки и лицо были в крови. Филипп стоял возле него на коленях, боясь прикоснуться.

— Эндрю, пожалуйста, скажи что-нибудь! Блейк чуть приоткрыл глаза.

— Живой…

Блейк еле ворочал языком.

— Что ты сказал? — переспросил Филипп, склонившись над ним как можно ниже.

— Я живой. Твое покушение, лягушатник, не удалось. Блейк слабел на глазах, было видно, что он теряет сознание.

— Эндрю, прошу тебя, не отключайся.

— Когда ты увидишь мою дочку, скажи ей, что я ее люблю и жалею о том, чего не смог сделать для нее.

— Мой самый лучший друг сказал мне одну правильную вещь: если у тебя что-то не ладится с ребенком, если ты о чем-то жалеешь, скажи ему об этом сам. Ты выживешь ради этого.

Увозя безжизненное тело мажордома, медики «неотложки» наотрез отказались делиться прогнозами. Мадам и Манье не отходили от него. Перед тем как машина тронулась, включив мигалку, примчалась Одиль. На носилки, возле окровавленного лица Блейка она положила Джерри, маленького плюшевого кенгуру. Подняв на врачей полные слез глаза, она сказала:

— Сделайте так, чтобы он всегда был рядом с ним, пожалуйста.

69