И Бина схватила котят в охапку и побежала, но они все-таки не уместились и по дороге выпали. Бина засуетилась, пытаясь их подобрать, и подобрала первого, и стала подбирать второго, но пока подбирала второго, первый выпал опять, и она снова попыталась подобрать первого, и тогда выпал второй. И пока она так возилась, пытаясь все-таки подобрать упрямых котят, мама наконец подбежала, и присела рядом, и прижалась холодной щекой, и прошептала сквозь слезы:
— Биночка... Ну куда же ты от нас убежала... Ну зачем... Ну что же такое...
— Мамочка, — зашептала Бина в ответ и спряталась в пушистых котятах. — А я и сама не знаю... Я шла, шла, шла... Совсем ведь недалеко ушла, только за угол, и все, только за угол ведь. Шла, шла и шла, и вдруг оно там сзади как хлопнет! Как бахнется! И все... Смотрю — потерялась.
Тут подбежал папа и тоже опустился рядом, и тоже прижался холодной щекой, и тоже стал спрашивать:
— Сабина!.. Моя непослушная девочка!.. Ну как же ты? Мы думали все, замерзла... Ночью, горы, зима...
— Ой папочка, а нам тут было так весело! — Бина расплакалась в серебристо-серые шубки, и котята стали слизывать слезы, и шершавые языки были такие щекотные, что у Бины даже схватило дыхание. — Нам было совсем не холодно... Сначала мы бегали, и играли, и так наигрались, что просто ужас какой-то! А потом мы так вкусно поспали, все вместе, а потом, ночью, когда Луна убежала, мы снова проснулись, и еще раз здорово поиграли. Потом еще раз поспали, тоже так вкусно-превкусно, что просто ужас какой-то, а потом вы и пришли! И мы совсем не замерзли, правда, ужасно проголодались, но это ведь так и правильно. А еще с нами был волк, вон там, он там сидел и присматривал, и кискина мама — вон смотри!!! Видишь, под деревом! Видишь, какие котики... — И Бина уткнулась котенку в ухо.
— Это уже не котики. — Папа заулыбался. — Это барсики! Такое горные кошки, особенные и ужасно редкие.
— А как вы нас тут нашли?! Кто вам сказал?!
— Волк. — Мама улыбалась сквозь слезы. — Мы увидели, что в лог за тобой не пройти, быстро вернулись домой и стали все вместе думать, как нам тебя искать. Знаешь, эти места ужасно запутанные, и тут на все горы только две-три тропинки...
— Вы наверно боялись, что мы тут замерзнем! Тут ведь было так холодно, что просто ужас какой-то!
— Да, мы решили, что нужно вызывать вертолет. Ты бы услышала вертолет, и догадалась бы, что мы тебя ищем, и вышла бы на поляну, чтобы тебя заметили? Пока мы думали как и что, тут ведь телефон не работает, уже стемнело и показалась Луна. Нам уже стало страшно! Представляешь, на дворе уже ночь, ты где-то в горах, одна-одинешенька, и мы не знаем что делать! И тут вдруг залаяли все собаки, и даже завыли, и мы вышли на улицу, и увидели волка — он бегал туда-сюда, к забору, потом опять к лесу, потом снова к забору, и мы сразу сообразили, что он хочет что-то сказать.
— Мы выскочили на улицу, и волк забежал в лес и стал нас там ждать и оглядываться. И мы побежали за ним. Он повел нас какой-то такой невероятной дорогой, что и сказать нельзя! Какими-то перелесками, ущельями, перевалами, и вывел как раз вот сюда!
— Мамочка... А мы тут пока играли вот с котиками... Как жалко, что котиков нельзя даже в гости позвать... Их ведь могут обидеть, да, мамочка? Пусть они будут здесь, и даже хорошо, что ложбинку там завалило, никто не придет и их тут не тронет! Хотя ведь норка у них наверно не здесь, а где-нибудь дальше, в горах. Они ведь такие зимние и пушистые, что им тут, наверно, так здорово!..
На прощание Бина расцеловалась с котиками, измочила их всех слезами (Может быть, мы когда-нибудь еще увидимся, а? Приходите к нам в гости, мы тут недалеко сейчас, ну пожалуйста, ну хотя бы глазком...), помахала маме-кошке, волку (он снова сидел тут неподалеку, на своем пригорке, и наблюдал чтобы все было чинно), вздохнула, оглядела ложбинку, Горы, чистое небо, еще раз вздохнула, наконец отвернулась, и они побежали домой.
Когда они добежали до поворота, за которым ложбинка кончалась и превращалась в узкий опасный проход, Бина остановилась и обернулась. Солнце вот-вот должно было выбраться из-за пиков, и разлиться по льдистым уступам. Небо сияло, по-утреннему, тихонько. Сонные рощицы вдоль ручейка (он тоже дремал себе там, где-то под снегом) уже просыпались. Высоко над горой висела большая черная птица, веселой крапинкой на бархатной синеве. Белые зубья гор, дымчатые и воздушные, плыли над миром, и розовато-золотистые искры посверкивали вдалеке. Бина напоследок вдохнула сладкого жгучего горного холода, повернулась — и побежала домой.