Совсем другое небо

Сергей рванулся в руках троих мужчин, но потом застыл, напрягшись как натянутая струна. Через минуту он весь покрылся испариной.

— Терпите, терпите. Еще немножко. Зато потом будет хорошо, — приговаривала Павлина.

— Я выдержу, не бойтесь. Могу даже спеть, чтобы вам веселей работалось, — заговорил он прерывающимся голосом.

Сначала все подумали, что он бредит, но, когда Сергей и в самом деле стал что-то напевать, присутствующие удивленно переглянулись.

— Ты молодчага, Сергей! — не удержался от похвалы Мартин. — Ты в хороших руках!

Он быстро опустил глаза, чтобы избежать взгляда Павлины, но та работала с такой удивительной быстротой, уверенностью и увлеченностью, что не услышала его слов. Краем глаза он наблюдал, как ее пальцы погрузились в кровоточащую рану, как они в ней копошатся и как наконец, к большому удивлению окружающих, в руках ее оказалась пуля.

— На бедренной кости остановилась. Оттого и боль такая была, — сказала она, стараясь подавить волнение. Павлине было приятно, что ей удалось быстро и хорошо сделать сложную операцию.

Парни вздохнули с облегчением, а Фрателева будто ждала знака этого немого восхищения. Она быстро промыла и продезинфицировала рану, потом сцепила ее несколькими стежками, натерла желтой мазью и крепко забинтовала.

— А теперь осторожно разденьте его и уложите. Пусть как следует выспится, — приказала она мужчинам. Радость по поводу на совесть проделанной работы била у нее из глаз.

— Павлина, тебе бы доктором быть! — восхищенно проговорил невысокий коренастый Ондро Фратель, ее муж.

— Если рана не воспалится и все пойдет как надо, он через день-другой встанет на ноги, — сказала Павлина, будто и не слышала похвалы мужа. Она энергично вымыла руки и добавила: — И сразу же в лес, потому как враг не спит. Каждую минуту небо может проясниться, и тогда ожидай фрицев.

— Не пугай, Павлина! — одернула ее Ульяна и бросила предостерегающий взгляд на мужа.

— Как так, не пугай? Не вам объяснять, что они сюда не идут только из-за этой собачьей погоды! Как только погода изменится — приползут, и охнуть не успеешь. Вы же знаете, что они сделали с Врбовыми! Ну, я это так только… Как говорится, осторожность никогда не помешает. Ну, спокойной ночи вам. Уже поздно, вам надо выспаться. Я еще забегу к вам, погляжу что и как, — торопливо простилась она.

Луна зашла за Боровую. Пейзаж потемнел. Все теперь выглядело уныло.

* * *

— Зуза идет! Зуза иде-о-о-о-от! — предостерегающе зазвучал под вечер сигнал горного партизанского патруля, заметившего, что по дороге идут немцы.

Мартин Смрж с Яно Вртанем следили глазами за партизанским связным, поспешно приближавшимся к недалекому лесу.

Было тихо, только лохматый пес у ног Мартина стучал хвостом по деревянному полу коридора.

— Они уже в лесу, — сказал Яно Вртань.

Мартин Смрж не ответил.

— А как же мы? — неуверенно спросил Яно Вртань.

— А что «мы»? — повторил Мартин Смрж, не трогаясь с места.

— Останемся здесь? — Яно искоса взглянул на Мартина.

— Останемся! — решительно сказал Мартин, вперившись взглядом в лес, будто он его приворожил.

— Но Сергей советовал уйти. — Вртань нанес удар прямо в лоб, стремясь вывести Мартина из этого состояния тупого равнодушия.

— Не мог же он сказать, чтобы мы остались…

— Если найдут Сергея, а они его точно найдут, нас всех перестреляют. И твоего батю тоже. И сожгут все, что ты нажил за свою жизнь, — медленно развивал свою мысль Вртань, будто до него только сейчас дошли все возможные последствия их поступка.

— Ты говоришь, как мудрец, но ты забыл, что мы живем не во времена мудрецов, — мрачно сказал Мартин, продолжая пристально смотреть в сторону леса. Он словно не замечал, что немцы уже повернули с дороги к хуторам, что они приближаются, ползут, ползут, как серые ядовитые жуки…

Над хуторами висело свинцовое небо, тяжелое и мрачное, будто перед грозой.

Мартин Смрж ворвался в дом. Казалось, только сейчас он осознал, что настает роковая минута как в его жизни, так и в жизни его отца и жены. В комнате он нерешительно остановился и растерянно перевел взгляд с отца на жену. С минуту его затуманенный взор перебегал с одного на другого, а потом он, будто пьяный, потыкавшись по разным углам, вновь направился к дверям.

— Что случилось, Мартин? Тебе плохо? — подбежала к нему жена. Ощутив в руках ее крепкое и пышущее здоровьем молодое тело, он зашатался.

— Нет, ничего, Ульяна… — скорее выдохнул, чем сказал Мартин, и это прозвучало так нежно, как никогда раньше. Он не поцеловал ее, не сказал больше ни слова, только обвел блуждающим взглядом горницу и пошел к выходу медленной, шаркающей походкой, свойственной его отцу…

— Мартин! — позвала она.

Он обернулся в дверях и молча посмотрел, но на этот раз не на нее, а на отца.

— Тебе бы лучше уйти с Яно. Я о Сергее позабочусь… — сказала, она, чуя недоброе.

Будто не слыша ее, Мартин обратился к отцу:

— Батя, не терзайте вы себя…

Он проговорил это ласково и мягко, а потом вышел.

— Что это с ним? — обеспокоенно спросил старый Смрж. — Он как пьяный.