Совсем чужие

Дарья Ивановна выхватила из-под кровати сундучок Кондрата Поликарповича и сунула ему в руки со словами: «Катись отсюда, телячья душа, чтобы я тебя больше не видела!»

Поднялся переполох. Сидевшие за столом за мирной беседой председатель сельского Совета Скороходов и председатель колхоза Серегин, узнав причину поднявшегося шума, покатились со смеху. Дарью Ивановну обступили родственники, стали ее уговаривать. Уступая их просьбам, она великодушно простила мужа. И свадьба пошла своим чередом.

После завтрака отец с Игорьком на автомашине подвозил к строившейся птицеферме песок, глину и доски.

Нина увидела Игорька и Григорию ревниво:

— Не можешь обходиться без него?

— А он тебе жить мешает? — с усмешкой спросил Григорий.

— Он-то мне не мешает… — и замолкла, не стала говорить, кто ей не дает жить. Отошла кроткая, притихшая, совсем не такая, какой она бывает обычно со своим отчимом.

Перед самым обедом по пути к столовой Игорек из окна кабины увидел на улице своего ровесника — Олега, сына директора совхоза, катавшегося на велосипеде, и у него завистливо загорелись глазенки.

— Папа, купи мине велосипед, — робко, осторожно, будто прощупывая отца, попросил он.

— Куплю, сынок, — пообещал Григорий.

Почувствовав податливость отца, Игорек настойчиво:

— Я сейчас хочу.

— Подожди немного. У меня с собой денег нет.

Но какое Игорьку дело до каких-то денег. У Олега велосипед, а у него нет. И он захныкал.

В столовой Игорек отказался от обеда. Надув губы и нахохлившись, как воробей от дождя, он сидел с обидчивым видом, отпихнув от себя ложку и вилку.

— Я сейчас спрячусь на улице, — плаксиво тянул он. — Ты меня, папа, не найдешь и заплакаишь. А я буду сидеть один-один и молчать… И никто меня не увидит…

— Ну вот что, — сказал ему Григорий. — Ты на меня тоску не нагоняй, а бери-ка ложку и ешь. А велосипед я тебе куплю после обеда.

Заняв у Дарьи Ивановны денег, Григорий купил в сельмаге трехколесный велосипед. С этим велосипедом и подкатил сияющий Игорек к дому.

Анастасия Семеновна, приняв от Григория продукты, внимательно осмотрела их: пощупала хлеб — мягкий ли; заглянула в пакет с сахарным песком — мелкий или крупный; понюхала мясо — свежее ли. Убедившись, что продукты вполне пригодны, она проводила Игорька в комнату и заговорила с Григорием с глазу на глаз:

— Ты его не привечай, у него и свои родители есть. Да и деньги напрасно не трать. Лисапед купил, а у него валенок и шапки нет. А уж зима на носу. Марина недавно заезжала, харчишек привезла и пальтишко ему купила.

— Как они живут? — спросил у нее Григорий. — Чего они сына-то не берут к себе?

Анастасия Семеновна огорченно вздохнула.

— Между собой-то у них вроде хорошо. А на квартиру встали у никудышных людей. Ты знаешь Куропаткиных? Нет? Так их в Первомайске все знают. Иван-то Тихонович старый уже хрыч, а все ревнует свою Стасю. Ругаются почти каждый день, а когда и дерутся. Сами-то еле терпят. Куда же им брать Игоря? Вот квартиру получат и тогда заберут. Так ты его не приваживай, а то он совсем родного отца признавать не будет.

Григорий попрощался и уехал. Жизнь для него стала безотрадной. Каждый новый день ничем не отличался от прожитого: все они были серыми, будничными. Из слаженного механизма выпал стержень, и винтики с колесиками рассыпались, бесцельно закружились каждый по-своему. Скучно жить для одного себя. Купил брюки, фуфайку, сапоги, покушал в совхозной столовой, а дальше что?

Григорий больше не стал заходить к Анастасии Семеновне. По Игорьку он скучал, но сдерживал себя и старался не показываться ему на глаза.

А Игорек искал отца повсюду: выбегал на дорогу, цеплялся глазами за каждую машину (не отец ли проехал?), обегал вокруг дома Григория, надрываясь до хрипоты, звал его, но вдруг останавливался у двери, стихал, подолгу угрюмо глядел на большой ржавый замок. И будто он был причиной его сиротливости, с остервенением стучал палкой по этому ненавистному замку…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ