«У нас при этой операции совсем не было потерь. Только у бойца Ермолина пуля пробила каблук, но это с Ермолиным было уж неизбежно. Удивительно, до чего пули любили его! В любой стычке, будь хоть один выстрел, пуля обязательно попадает в него — вернее, не в него, а в его одежду: то в шинель, то в фуражку, то вот, как теперь, — в каблук. После каждого боя Ермолину обязательно приходилось сидеть и штопать свое обмундирование. Только один раз за все время пуля его ранила, да и то шутя — попала в палец».
Он действительно был счастливцем, этот инженер-партизан, который в первые дни войны оторвался от строительства московских набережных, чтобы лететь в глубокий тыл врага и там сражаться на стальных магистралях, на лесных дорогах, на улицах оккупированных городов, порой в самих вражеских штабах. Двадцать восемь месяцев воевал Ермолин в лесах под Ровно. Потом уже, до самой победы, столь же бесстрашно действовал в тылу вражеских армий на западных участках великого фронта. И хотя, как явствует из процитированных записок, жизни он своей не щадил и от пуль не прятался, он потерял только одну фалангу пальца на руке.
Зато советская жизнь щедро расквиталась с ним и за длинные студеные ночи, проведенные в секретах и засадах, и за нечеловеческое напряжение, которое он испытывал, выходя в чужом мундире один навстречу вооруженным врагам, и за тяжкое чувство, которое переживал он, инженер-строитель, разрушая мосты, взрывая дороги, отправляя под откос поезда.
Ему повезло. Демобилизовавшись, он попал в Гидропроект, а затем в Гидрострой и таким образом сразу очутился в атмосфере напряженного технического творчества.
Находясь как бы в оперативном отделе штаба мирного наступления советских людей на природу, недавний партизан видел в конкретном воплощении все величие замышляемых большевистских дел, всю щедрость народа, не жалеющего средств на стройки, все могущество техники, которой правительство оснащало строителей, готовившихся к выходу на трассы.
Участвовать в разработке великих проектов — что может быть увлекательнее для молодого инженера! Но уже приближались сроки, когда проекты начнут воплощаться в сооружения, изменяющие облик земли. Льва Павловича все больше стало тянуть на практическую работу. Это стремление было оценено руководителями. Он прибыл на стройку в числе первых специалистов, и уже при нем начали приходить со всех концов страны новые машины. При нем их собирали, при нем они делали первое рабочее движение и при нем их выводили на будущую трассу канала, существовавшую тогда лишь на кальках.
О работе механизмов на первой грандиозной послевоенной стройке будут написаны томы научных трудов. Мне же хочется сказать о том, каким бесценным опытом обогатился молодой инженер, участвовавший в организации всей этой могучей техники, постоянно соприкасавшийся с теми, кто ею управлял.
Он не просто расставлял по трассе прибывающие машины, заботился об их ремонте и обслуживании, не просто наблюдал за тем, чтобы их лучше использовали. Нет, он не обмолвился, сказав в беседе с коллегой, что строительство — «университет массовой механизации». Это правильно. Каждый день на стройке был для него как бы лекцией, углублявшей знание предмета. Эти знания он спешил обобщить, отсеять случайное и сберечь все ценное, новое, передовое и сейчас же передать все это обратно, на трассу, во все строительные районы.
Так, совершенствуя самого себя, он помогал совершенствоваться всему коллективу механизаторов, которые выполнили на строительстве девяносто семь процентов всех работ.
Находясь далеко от столицы, он стремился быть в курсе всего нового, что давала советская наука. Он изучал машины, поступавшие на вооружение строительства, старался узнать все их явные, записанные в технические паспорта, и скрытые, неизвестные порой даже самому конструктору, возможности. С такой же тщательностью изучал он людей, работающих на машинах, и они, эти люди, помогали ему применять лучшие достижения науки и постигать полную мощь новых механизмов. Лучшие экскаваторщики, скреперисты, бульдозеристы были его друзьями. Помощь их он особенно ценил.
Мы долго беседовали с Львом Павловичем, и он, всячески отводя разговор от своей личности, охотно рассказывал о талантливых экспериментах экскаваторщиков Слепухи и Худякова, о смелом новаторстве скреперистов Мохова и Игнатенко, о всех вкладах, какие сделал творческий мозг рядовых тружеников в осуществлении гигантского проекта.