Современная повесть ГДР

О достоинстве человека буду я ему говорить, которое не следует из естественнонаучных расчетов. Об ответственности, которую он должен взять на себя, поскольку в будущем среднего между ответственностью и совиновностью уже ничего не будет. Совиновностью в злоупотреблении познанием. Совиновностью в наложении клейма: недочеловеки. В наложении клейма: объекты. В наложении на миллионы людей клейма: мертвецы.

42

Дождь, который едва ли не стал частью пейзажа, внезапно прекратился. Над лугом поднимается туман. Я сижу на опушке леса и жду зверей, они сейчас покажутся, если не изменили своих повадок с тех лет, когда отец брал меня с собой в леса. В ту пору вся душа моя трепетала от вида косули на июньском лугу. А теперь лес — это лес. Косуля — это косуля. И больше ничего. В крайнем случае запаху сырой травы удается еще что-то во мне расшевелить. Воспроизвести прошлое. Вот-вот появятся комары. В сосне чирикает воробей. В свое удовольствие.

И ваш отец в самом деле не вскрыл ни один из тех ящиков? Спрашивает Лизе Майтнер.

Я пытаюсь представить себе отца, вскрывающего ящики, и не могу сдержать смеха. Он часто превозносил надежность своей руки на охоте. Не на охоте за людьми. Недостоин воинской службы — вот одно из немногих преимуществ его положения. Но лишение охотничьего оружия он воспринял как оскорбление. Другие виды ручного труда в сочетании с моим отцом просто представить себе невозможно. Своеобразная воздержанность. Мне хорошо знакомая. Послужившая основанием для меня сменить специальность. Кое-какие неудачи при экспериментировании. Разбитый фотоэлектронный умножитель. Отступление в математику.

То были первые симптомы болезни. Беспричинно роняла предметы еще тогда, в юности. Это было генетически обусловлено.

Я не должна использовать каждую возможность, чтобы заговаривать о себе. Сейчас речь идет о линии поведения моего отца. Майтнерша настаивает. Он же мог быть с кем-нибудь в сговоре: со своими рабочими.

Они были на фронте. Вернее говоря: не все. Во всяком случае, не все время. Ведь когда отец получил распоряжение приготовиться к отправке в концентрационный лагерь Бухенвальд, они организовали ему возможность побега.

В доме моих дедушки и бабушки слово красный употреблялось только с отрицательной интонацией. Говорить на эту тему там разрешалось даже в грубоватой манере. С другой стороны, отец был по натуре слишком предприниматель, чтобы не обеспечить себе в сложившейся ситуации надежный состав рабочих и служащих. Он назначил бывшего коммунистического деятеля старшим рабочим и поручил ему кадровые вопросы. И вот наш собственный опыт: люди, в жизни не евшие ножом и вилкой, организовали отцу возможность побега, в то время как другие, к супругам которых обращались милостивая госпожа, переходили, встречаясь с ним на улице, на другую сторону.

Не только коммунисты оказывали сопротивление.

Говорит Лизе Майтнер. По какой-то причине она рассердилась.

Я тороплюсь поддержать ее. Но теперь мои мысли зашевелились в определенном направлении. Почему же было сделано ему это предложение. Путь бегства для бывшего хозяина. В самом деле проявление благодарности и солидарности, как пытался убедить нас впоследствии отец? Или надо было оградить себя от посвященного? Может, ящики содержали первоначально кое-что совсем другое? Емкости со свинцовыми стенками. Стеклянные сосуды с некой тяжелой жидкостью. А что, если инспекция Имперского министерства связи показала, что первоначальное содержание ящиков своеобразно трансформировалось? После того как министра связи его же фюрер уволил за мошенничество, в Министерстве никак не могли позволить себе, чтобы имеющий военное значение склад с кастрюлями и лампами охранял полуеврей. Необходимо было повысить степень засекреченности и все это дело завуалировать. Моему отцу не понадобился путь бегства. Он внезапно оказался под особой охраной Имперского министерства связи. Поддельная подпись для гестапо. Все создает верную картину. Только одно не совпадает — отец впоследствии не молчал бы об этом.

Вы забыли, она к этому времени уже была. Бомба. Вставляет Лизе Майтнер. И вера, что ею можно мудро распорядиться, была разоблачена как роковое заблуждение.

Я обдумываю. Конечно же, без всякого труда можно было устроить так, чтобы в той местности бесследно исчезло первоначальное содержание ящиков. Район старых рудников с бесчисленными, нигде больше не зарегистрированными штольнями.

Майтнерша сидит рядом со мной на пне, на губах застыла высокомерная улыбка, словно ей известно нечто такое о закулисной стороне событий, что сразу же перечеркивает мои аргументы.