Современная любовь

– Между тем не премините воспользоваться маленькой комнатой в башне, это моя любимая.

– Спасибо.

– Я хорошо помню, как проводил в ней приятнейшие часы, предаваясь своим занятиям. Ее окна выходят на Темзу, оттуда открывается один из самых приятных видов на свете, и он не только проясняет взор, но и поддерживает дух и, как я это называю, расширяет изобретательность человеческой мысли.

– Уверен, что я оценю ее по достоинству.

– Да, и не обращайте внимания на призраков. Много людей останавливалось там – даже сама королева. Но призраки никогда не беспокоили меня. Они никогда не прерывали моих занятий и писания стихов.

– Я не знал, что вы пишете стихи.

– Но разве не каждый этим занят? Подойдите. Посмотрите. Это не слишком интересно, лучше спустимся вниз и посмотрим, не пришел ли кто-нибудь с визитом.

Кого-то из них всегда можно было найти неподалеку от таверны «Русалка» и трактиров Чипсайда и Стрэнда. Рейли считал Кристофера Марлоу и других завсегдатаев своими друзьями. Вскоре Руис оказался в мире, о котором никогда не подозревал. Впрочем, ему понравилось. Ему понравилось пить пиво и курить табак. Ему понравилось проводить там долгие часы за разговорами. В основном говорили о книгах. Не только о тех, что читали эти люди, но о тех книгах и стихах, которые они писали. Руис слушал то, что они зачитывали друг другу. Особенно ему полюбилась заново открытая греческая мифология, и он закрывал глаза, сосредотачиваясь, когда Марлоу читал вслух свои переводы. В 1558 году испанская корона выпустила прагматик, воспрещавший ввоз иностранных книг и предписывавший, чтобы все книги, напечатанные в Испании, лицензировались королевским советом. В следующем году еще одним прагматиком студентам запретили обучаться за рубежом. Инквизитор генерал Вадес, развивая закон о цензуре 1558 года, в 1559 году опубликовал новый указатель Испании. Крайнюю жестокость этого документа дополняла одержимость, с которой он приводился в исполнение. Розыск запрещенных книг проводился регулярно, и епископату была доверена организация систематических инспекторских рейдов по публичным и частным библиотекам. Диана и Улисс, богини и герои – всё было так реалистично, что Руис практически видел их наяву, когда Марлоу читал вслух.

Рейли ударил кружкой по столу, нарушив ход его мыслей.

– Ну да. Диана. Вся в белом и в серебре. Столь же лучезарная, далекая, благостная. Королева ночи, сама Луна. Конечно, джентльмены, именно королеве Елизавете мы посвящаем свои стихи. И, конечно, джентльмены, – добавил Рейли, наклоняясь вперед, – конечно, некоторые из нас прекрасно потрудились над стихами к сладкой Лиззи. Ха-ха-ха-ха…

Если болтовня в трактире переходила к придворным сплетням, Руис пропускал их мимо ушей. Его всё меньше интересовал Рейли и другие придворные, страстно желавшие выслужиться. Конкуренция и бессердечные честолюбивые планы, как бы подобраться к королеве поближе – всё это раздражало его. Но самым худшим были сплетни. Ему не было дела до того, девственница она или нет. Ей же пятьдесят шесть лет! Бэкон никогда не стал бы разглагольствовать о такой чепухе. Он всегда мог рассказать что-то действительно интересное. Я должен разыскать его и поблагодарить за всё, что он сделал для меня. Если бы не Фрэнсис, я бы никогда не получил денежного содержания от тайного совета. И ото всех я слышу, что королева ни за что не вызвала бы меня в свои покои, не настаивай он на встрече. Он смог переубедить ее. Я должен рассказать ему о нашей встрече.

– Сначала я увидел ее в большой зале, где пылал камин. На ней был темно-рыжий парик, украшенный лентами и драгоценными камнями, и хотя ее лицо было лицом старухи, а шея покрыта морщинами, грудь еще хранила нежность и белизну, а фигура – красоту пропорций. На ней было белое одеяние из тафты, на красной подкладке, с орнаментом из жемчуга и рубинов. Она была очень элегантна и приветлива. Она жаловалась, что от пламени идет слишком сильный жар, и распорядилась, чтобы сбили огонь. Мы подошли к окну, и она всё время распускала длинные завязки на своем одеянии. В целом всё это напугало меня. Видите ли, Фрэнсис, ее одеяние завязывалось спереди. Она держала концы завязок в руках и, когда говорила, распускала их, так что я мог видеть под ним белое атласное платье, а под платьем – батистовую сорочку и, наконец, ее живот, до самого пупа. Конечно, во всем остальном ее разум функционировал с привычной остротой, и мы проговорили два часа или больше. Мой вывод таков: она – великая принцесса и знает всё.