Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

Идея была неплохая. Я снова засветил на лестнице и сбежал в погреб. Когда вернулся в кухню, Ладена держала старую дедушкину фотографию и с интересом ее разглядывала.

— Скажи что-нибудь о своем деде.

— Сначала сделай гренки.

Гренки у нее подгорели, я откусил от одного и навалился на копчушку. Когда я с аппетитом ем, то, как правило, молчу.

— Смотреть на тебя страшно, — заметила Ладена и доела подгорелый гренок.

— Охотно верю.

— Честно. Не чавкай и не облизывай пальцев!

— Мы дома. И не надо ничего из себя строить.

— Меня ты, значит, всерьез не принимаешь, — ухмыльнулась она и поставила на огонь воду.

— Ты хочешь мыть посуду? — удивился я. — Это уж утром.

— Как утром?!

— Говорят, в порядочных семьях моют посуду только на другой или на третий день, если не позже. А мы, я думаю, будем порядочной семьей?

— Посуду вымоешь ты сам, — отрезала она. — А воду я поставила для чая.

— Ты собираешься пить чай? — взглянул я на нее растерянно. — Но ведь у нас еще полбутылки охотничьей!

— А мне хочется чаю, — настаивала она на своем.

— Ты меня изумляешь!

Я показался себе чуть не оскорбленным.

— Ладена… — немного погодя заговорил я проникновенным голосом, нагнувшись к ней через тарелку из-под копчушек, — ты прелестна! Я готов скрасить твое времяпрепровождение здесь рассказами о своем деде и патефонными пластинками…

— А у тебя их много?

— Три.

— Ну-у, мало… — сказала она и пошла заваривать чай.

Настала вынужденная пауза.

«Хватил, кажется, немного через край», — подумал я. Всегда я так: если не выпью чего-нибудь очень возбуждающего — не могу выдать ни одной идеи и выгляжу полнейшим дураком. Девчонки от меня не очень-то теряли голову — и почему мне ждать этого от Ладены? Конечно, она что-то от меня скрывает. Наверно, поругалась с хахалем и хочет подложить ему свинью. Не трудно было сообразить, что эти ноги, как у манекенщицы, и эти крепкие бока не долго пропадали втуне. Я неожиданно опрокинул в себя полную рюмку и поставил ее на стол. Ладена все еще заваривала чай. Я разозлился и решил действовать. Женщине сразу надо преподать урок. Это сказал мне Колман и подвел под это теоретическое обоснование. Она, если угодно, ждет этого урока, потому что до самой той минуты, пока его не получит, прикидывает, соображает, комбинирует, как тебя окрутить. В конечном счете ты ей только помогаешь. Она по-своему тебе даже благодарна, если считать, что женщина способна на такое чувство.

— Где дед твой держит сахар, Алеш?

Мы стояли лицом к лицу на середине кухни.

Ладена с полной горячей чашкой чая, я — полный неожиданных отчаянных идей.

— Ладена! Тебе ясно, что ты остаешься в этом доме до утра? — сказал я решительно.

Она прижала холодный нос к моему нахмуренному лбу и произнесла в сантиметре от моих губ:

— Ясно не ясно, а другого выхода у меня, кажется, нет.

Я ничего не понял и поторопился замять эту тему. «Не надо спешить, — сказал я себе, — пускай события развиваются естественным порядком».

И дал ей сахар и лимон.

Потом сделал еще одну попытку:

— Ты где хочешь спать? У деда в комнате или наверху?

— Мне все равно. Ты думаешь, где будет теплее?

Осечка. Девочка была о’кэй.

Я сказал, что пластинки можем послушать наверху, чего-нибудь еще там выпьем, а потом внизу залезем под перину.

Погасил всюду свет (зажег только ночник и сунул его под стол), пустил долгоиграющую с Надей Урбанковой — недавно купленную пластинку, которой я гордился, — навалил на кровать подушек и, подождав, пока Ладена сядет, стал ерзать рукой по ее спине.

Ладена замерла, откинув голову мне на плечо, и прикрыла глаза. Когда я шевельнулся, чтоб поправить подушку, голова ее чуть не скатилась.

— Ты что, Ладена?! — повернулся я всем корпусом.

— Ничего, — слабо улыбнулась она. — Ты можешь дать мне еще чаю, Алеш?

Она взглянула на меня опять, увидела мои оторопелые глаза, забилась в уголок кровати и оттуда сказала:

— Со мной ужасно весело… Я иногда сама себе противна.

— Сколько ты этих чаёв пьешь за вечер? Есть у тебя какая-нибудь норма? — сказал я неприятным голосом.

Она обвила руками поджатые колени и подняла на меня сонные глаза:

— Я знаю, у тебя было обо мне другое мнение…

— Какое?

Она молчала.

Я возвратился к ней и тихо произнес:

— Я тебе чем-то неприятен?

— Нет. Это нет. Я с самого утра глотаю аспирин. Наверное, у меня температура, я просто не решалась тебе сказать. Есть у вас градусник?

На градуснике оказалось тридцать восемь. Я посмотрел на Ладену.

— Я поеду домой, — сказала она. — Это глупо, но ведь так может произойти со всяким.

Она говорила быстро и не глядя на меня. При этом вид имела такой беззащитный, что меня это умилило.

— С ума сошла! Ты знаешь, сколько времени? И в такой дождь!.. — загорячился я.

— Нет, Алеш, нет. Я сама себе противна. Раз уж я заболела, надо быть одной.

— Бабские разговоры! — оборвал я.

Потом решительно сказал:

— Сейчас получаешь у меня теплый халат, сую тебя под перину, набрасываю стеганое одеяло и начинаю поить шиповником. Немедленно!

Стремительность моего натиска обезоружила Ладену. Она какое-то мгновение колебалась. Но я, взяв в одну руку одеяло, другой уже тянул ее в комнату деда.