Вот, значит, как вышло, что ко мне попал сундук рукописей. Я бегло и выборочно прочел в отеле. Все не успел. Много ведь. Более того, трудно разобрать почерк. При следующих встречах я задал вопросы. Накануне отъезда хотел последнее рандеву. Очередные вопросы. Его телефон отключен. Исчез. Поэтому я вернулся в Париж без ответов. В ходе работы над этой повестью вопросы, естественно, прибавились.
Я отправил историческую повесть издателю. Вскоре о том забыл. Настолько увлекся новой, этой идеей. Зато Жак не забыл обо мне и назначил встречу. И без уточнений. Печатается? Или нет? Я волновался. Сборы на встречу. О, сколько раз взглянул в зеркало: чистая одежда и прическа. Я брызнул на себя парфюм. Но тут же снял свитер. Что, если запах неприятен Жаку? И это станет причиной отказа в печати? Я чувствовал жар. Неужели температура? Насморк! А если болею и заражу? Не станет ли и это причиной отказа? Глупая, в действительности, мысль. Должно, словно комара-кровопийцу, прогнать! Обычно я спокоен. А тут, странное дело, бес путал. Волнение! Еще только не хватало смотреть подошву. Не вляпался ли куда-либо? А вдруг и это, черт побери, не понравится Жаку? Я махнул рукой по воздуху. Прямо-таки прогнал комара. Без печати – ну и ладно. Займусь, решил, чем-либо другим! Я твердо решил. Невольно сжал кулак! Я присел за стол. Запись: намерение, дата. Иначе забудешь. Я случайно зацепил рукой настольную лампу. Качнулась. Вот-вот упала бы. Я во время ее схватил. Цела. Хрупкая керамика. Неважна стоимость. Это подарок доброго человека. Светлая память. Бесценна, стало быть. Разобьешь – и день испорчен. Даже солнечный день почернеет. И какой там идти на встречу! Но, к счастью, обошлось благополучно. Еще, значит, Жак, поговорим.
За окном дождь. Я искал обувь – чтобы не мокла. Кожаных ботинок нет. Я люблю животных. Но Жак о том не знал. Я обул кроссовки. И зря. Ноги промокли, когда бежал до метро.
Странно, что Жак назначил рандеву не то, что обычно – рабочее место. Наша встреча в дорогом ресторане. Я удивлен. Ведь после войны с русскими гуннами Жак экономил. Кризис! Разумеется, не все франки столь бережливы. Но Жак изменился. В ноябре одел свитер с длинным горлом – домашняя одежда. Ему жаль электричество и газ. Мылся в душе не дольше пяти минут. Дабы не превысить время повесил в ванной комнате секундомер. Горячая вода теперь дороже. Часто повторял, что скоро перейдет на холодный душ. Дескать, организм закаляеться, здоровье улучшаеться. Жак больше не водил автомобиль. Цены за бензин поднялись. Но всем объяснял, будто увлекся велоспортом. Полезно, говорил, для здоровья. Точно не знаю, но у меня есть подозрение, что он больше не наслаждается картошкой фри. Чересчур дорогое подсолнечное масло. И неужели отказался от мучных изделий? Часто повторял, что на диете. Конечно, далеко не все франки изменились, как он. И все-таки жизнь дорожает. Я не верил, что цены выросли из-за войны с русскими. Прямо-таки негде взять нефть и газ? Или пшеницу? А подсолнух? Планета богата ресурсами. На мой взгляд, капиталисты всего лишь ищут причину, чтобы повысить стоимость. Как мне однажды сказал знакомый немецкий бизнесмен Вильгельм: «Если бы не существовали русские, то пришлось бы их выдумать». И вот кризис. Естественно, я удивлен приглашению. И не абы какое, а за свой, как обещал Жак, счет! Это лишь подливало масло в огонь любопытства. На кону судьба моей повести.
Я осматрелся кругом в ресторане – словно музей. Древнегреческий стиль. Высокий, несколько этажей, потолок, где нарисованы мифологические существа. Мозичный пол. Колонны и арки. Обилие дневного света. Ведь огромные окна. Преимущество белых красок. Обнаженная девушка играла на арфе. Я тут впервые. И не по карману, и незачем. Странно, что вдруг пригласил сюда. Ведь, ну, все знают, экономный. Очевидно, кто-то другой оплатил встречу. Жак позвал официанта. Его заказ: курица по-провански. О, соблазн! Раньше я охотно съел бы. Ароматы: розмарин, тамил, чеснок, томаты и темные оливки. Тут, о, пальчики оближешь, и анчоусы, и жареный картофель! О, Жак, ну если сказать по-русски, «guba ne dura». Имеет, значит, вкус. У меня бурлило в желудке при виде национального блюда. Слюноотделение. А – нельзя. Дружба с животными. Но Жак о том не знает. Его совет.
– Попробуйте «шатобрийан».
– Я не люблю лук и эстрагон…
Бр-р-р! Говядина с кровью! Я опасался, что мое застольное воздержание сыграет роль. Отказ в печати? О, сколько литераторов забраковали, по причине индивидуальной неприязни! Ничего не изменилось со времен Вольтера! Так что я держал рот на замке, что я – друг животных. Что, если Жак – и не друг?.. Я излишне волновался. Моя душа была в этой книге.