Совокупный грех

«Какой же момент видеозаписи вызывает у тебя, Тимофей, такое беспокойство?» — размышлял я, заставляя Легкова крутить видеозапись и в ускоренном режиме просмотра, и в обычном, и в замедленном. И все-таки, хвала моему уму и наблюдательности, понял, в чем дело! В районе шестнадцати часов кусок записи отсутствовал. Я не поверил своим глазам, потребовал у охранника отмотать запись немного назад и снова включить. Действительно, счетчик времени показывал сначала 15 часов 47 минут, а потом запись продолжалась уже с 16:20. Странно! Я озадаченно посмотрел на охранника.

— Это что еще за новости?

— Где? Какие? — искренне изумился Тимофей, однако его бегающие глаза говорили о том, что он прекрасно понимает, о чем идет речь.

— Где кусок записи, я так думаю, самых интересных событий, происходивших в четверг двенадцатого февраля в доме Шумилиных? — проговорил я строгим тоном, сверля собеседника взглядом.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — продолжал прикидываться дураком Легков.

— Да все ты понимаешь! — переходя на «ты», отмахнулся я. — Запись ведется в постоянном режиме, потому провалов в ней во времени быть не должно. А здесь отсутствуют тридцать две минуты видеозаписи. Где они?

Охранник ушел в полную несознанку.

— А я откуда знаю! — возмутился он.

— Знаешь, — ухмыльнулся я. — Пропасть они могли только в том случае, если ты отключил видеоаппаратуру, зашел в дом, взял ключ от сейфа, открыл сейф, забрал из него деньги и документы, а потом полчаса спустя пришел в гостевой домик и вновь включил видеорегистратор.

Лицо Тимофея покраснело так, что стали видны прожилки, а потом неожиданно кровь отхлынула, и он побледнел.

— Да ты что такое говоришь-то?! — волнуясь, оттого сильно «окая», произнес он, тоже переходя на «ты». — Не было такого!

— Тогда объясни, куда делся кусок видеозаписи? — Я стал говорить жестко, бескомпромиссно, как человек, уверенный в своей правоте. — Короче, ситуация такая: Владимир Алексеевич не заявлял в полицию о краже, так как подозревал, что к ней причастен его брат, но раз их взял ты, то я могу прямо сейчас вызвать ментов, и пускай уже они дальше разговаривают с тобой.

— Да не брал я ничего! — вновь возмутился охранник.

— Тогда рассказывай, как было дело.

Легков, набычившись, молчал. Я поднялся со стула.

— Ладно, Тимофей, увидимся в суде, когда я буду выступать свидетелем по делу об ограблении дома Шумилиных, а ты в этот момент будешь сидеть на скамье подсудимых.

Я развернулся и двинулся в сторону двери, но очень медленно, все же давая Легкову шанс что-то изменить, и он этот шанс не упустил.

— Погоди, — проговорил он глухо.

Я не спеша развернулся, охранник сидел, опустив голову, и молчал. У него был вид усталого и опустошенного человека.

— Я не отключал аппаратуру, — проговорил он, медленно поднимая ко мне глаза. — В это время во всем поселке пропал свет. Не было его полчаса. Любой сосед может подтвердить. В это время запись и не велась.

— И ты в это время, — подхватил я, — воспользовался моментом, проник в дом и обчистил сейф?!

— Да нет! — покривился Тимофей, всем своим видом давая понять, что я сказал несусветную чушь. — Ничего я не крал. — Он помолчал немного, словно собираясь с духом, и потом признался: — В этот момент я вообще отсутствовал в доме.

— То есть? — не понял я. — Как это отсутствовал?

— Ну, — замялся Тимофей, а потом выдавил: — В общем, я к зазнобе своей уходил.

Вот это новость!

— Любопытно, любопытно. — Я вновь вернулся на свое место и сел. — А почему на записи не видно, когда ты уходил и когда вернулся?

— Обычно в домике я не включаю видеокамеры, потому что моя жизнь никому, кроме меня, неинтересна, — с какой-то горькой иронией сказал Легков. — Вот и не попал.

Теперь не так давно соловьем заливавшийся охранник был угрюм и немногословен, да и те слова, что он произносил, приходилось из него вытаскивать чуть ли не клещами.

— Но через двор-то ты проходил! — повысил я голос.

— Проходил, — вынужден был признаться Легков и снова умолк.

Короче, я понял — петух птица гордая, пока не пнешь, не полетит.

— Как?! — теряя терпение, рявкнул я чуть ли не в самое ухо собеседнику.

Он очумело глянул на меня, на всякий случай отодвинулся чуть дальше и довольно бодро прошлепал полными губами:

— Между камерами, установленными во дворе и саду, есть небольшое непросматриваемое пространство. Если вылезти с задней стороны гостевого домика в окно в сад и пройти до конца стены, а затем по диагонали в дальний угол сада, то ни одна, ни другая камера тебя не запечатлеет — не хватает угла обзора. Наш дом крайний в поселке, и там, на углу, как я говорил, стоят еще две камеры. Одна обеспечивает обзор внешней стороны забора в одну сторону, другая в другую. Если перелезть забор в этом месте между камерами, то тоже не попадешь в их поле видимости. Но, разумеется, никто, кроме меня, об этом не знает.

Черт, нужно было раньше прикрикнуть на охранника, давно бы уже истины от него добился.

— Кхм, — удивился я, несколько шокированный прямодушием и бесхитростностью прапорщика в отставке. — Даже не знаю, что сказать, Тимофей.