* Наказание ссылкой могло быть двух видов. Первый - собственно
2. Масштабы репрессий
Мы можем судить о них по источникам, используемым как Курашвили, так и В. Н. Земсковым, известным московским исследователем, который создал себе репутацию, опубликовав правдоподобные данные по лагерям и чисткам задолго до других.
Земсков приводит наиболее яркие примеры широко распространенной практики внесения чрезвычайно раздутых цифр, приводимых в работах, посвященных сталинским репрессиям. Так, Рой Медведев считает, что ГУЛАГ насчитывал несколько миллионов человек во время чисток 1937-1938 гг., а жертвами массовых репрессий в эти годы стали от 5 до 7 миллионов. Фактически население лагеря выросло с 1 196 369 заключенных в январе 1937 г. до 1 881 570 человек к январю 1938 г. и упало до 1 672 438 на 1 января 1939 г. Действительно, существовала вспышка в 1937-1938 гг., но измеряемая в сотнях тысяч, а не миллионах. По заявлению Владимира Крючкова (главы КГБ при Михаиле Горбачеве), в 1937-1938 гг. «было проведено не более миллиона арестов», что соответствует статистике ГУЛАГа. Земсков подчеркивает, что согласно официальным документам, приведенным нами в первом приложении, около 700 тыс. человек из арестованных по политическим мотивам были казнены между 1921 и 1953 годами.
Шатуновская (сама жертва репрессий, а позднее активистка реабилитационной кампании при Никите Хрущеве) утверждала, что за период 1935-1941 гг. более 19 млн. человек были арестованы, 7 миллионов из которых расстреляны - цифра, которую с энтузиазмом подхватили на Западе, - в то время как оставшиеся люди еще гибли в лагерях. Согласно Земскову, Шатуновская увеличила цифры в десять раз - не маленькое преувеличение! Надежная статистика на период с 1 января 1934 по 31 декабря 1947 г. показывает, что во всем комплексе ГУЛАГовских лагерей умерли 963 766 заключенных. Эта цифра включает в себя не только «врагов народа», но и обыкновенных правонарушителей. Но к этому числу могут быть добавлены те, кто умер во время депортации кулаков (раскулаченные), составив одну общую «ужасную цену», заплаченную советскими людьми за так называемые успехи социалистического строительства.
Б. П. Курашвили предлагает читателям своего рода апологию режима, напоминая, что у него на самом деле были враги, и предполагая, что во время войны около 1,5 млн. человек сотрудничали с нацистами. Однако ни один из известных нам источников не подтверждает этой оценки, которая - и Курашвили прав в этом своем утверждении - означает всего лишь около 1 % активного населения. Вместе с тем само существование таких сотрудников значит, что чистки, запущенные против «врагов народа», ударили по невинным людям и пощадили реальных или потенциальных коллаборационистов. Среди тех, кто оказался в плену и на временно оккупированной территории, были и те, кто с победоносным продвижением советских войск оказался схвачен НКВД, но не расстрелян. После войны с ними не обращались с особой жестокостью. Согласно Курашвили (и по определенным документам), многие из них (так называемые власовцы из армии генерала Власова, казацкие соединения, подразделения из представителей разных национальностей) при аресте не обвинялись в совершении конкретных преступлений, а были приговорены к 5 годам «трудовых батальонов». То же самое относилось и ко многим украинским и прибалтийским антигосударственным «партизанам», которые сражались с режимом после войны, включая особо тяжелые бои со многими жертвами и потерями. Однако большинство захваченных «партизан» сослали и позднее амнистировали, а начиная с 1960-х гг. им разрешили возвращаться домой. Возможно, такая условная индульгенция была создана, чтобы унять националистически настроенные круги на Украине и в Прибалтийских странах.