Идеал свободы коммунизма всеобъемлющ и всесовершенен. Он провозглашен для всех, ибо коммунизм не знает классов, — для мужчин и женщин, для белых, желтых и черных. Свободная демократия, завоеванная рабочим классом и социалистическим обществом трудящихся, материально гарантированная, развивается, все нарастая и расшираясь, вплоть до отмирания государства и самой демократии в полном коммунизме.
Власть нужна рабочему классу и коммунистической партии не как самоцель, а для ликвидации эксплуатации человека человеком, для установления коммунизма. «Чтобы переделать мир, надо иметь власть», — объяснил тов. Сталин Уэллсу. В развернутом коммунистическом обществе политическая власть как регулятор взаимоотношений между людьми заменится постепенно привычкой.
По мере роста производительности труда и социалистического перевоспитания человека начнет отмирать завоеванное рабочим классом его особое государство, государство трудящихся, государство большинства,
«
(Ленин, том XXI, стр. 431.)
Идеал всеобъемлющей свободы, регулируемой одной только привычкой к простым правилам общежития, не иллюзия, не идеалистическая мечта. Он выработан на основе научного познания тенденций исторического развития самыми трезвыми умами, которые знало когда-либо человечество: Марксом, Энгельсом, Лениным и Сталиным. Он реализуется постепенно, в бдительной и беспощадной борьбе против всех явных и тайных сил эксплуататорского мира, все еще надеющихся вернуть прошлое, в реальной практике, не подменяющей «спорами и разговорами о далеком будущем» «насущных и злободневных вопросов сегодняшней политики». (Ленин).
Новая сталинская конституция является закономерной и необходимой ступенью в процессе развития к бесклассовому и безгосударственному обществу полного коммунизма. Защита и укрепление советского государства являются долгом для всех, кому дороги судьбы всей человеческой культуры.
Эти величественные мысли основоположников коммунизма вспоминаются невольно, когда сегодня читаешь Пушкина. Идейное богатство коммунизма многократно шире, богаче, смелее идейного богатства поэтического наследия Пушкина. Но Пушкину было тесно и неудобно в его времени. Он принял всерьез «элементарные, веками известные, тысячелетиями повторявшиеся во всех прописях правила общежития» — и был горько разочарован, был жестоко наказан. Поэтический цвет братского человеколюбия был не по погоде, но он не сгинул, не погиб. Он вновь цветет в иное время, в идеалах младого и незнакомого поэту ‘племени, он приносит плоды, какие не виделись Пушкину в самых райских его снах. Наследие Пушкина мы берем с собой, в свой путь; оно — доказательство, что мы исполнители самых светлых, самых прочных, никогда не загасавших окончательно идеалов человечества.