Советский Пушкин

Социализм, осуществляя принцип: «за равное количество труда равное количество продукта», гарантируя право на труд и вознаграждая только того, кто трудится, ликвидирует возможность паразитического развития личности за счет других личностей и открывает широкий простор для развития личности всякого трудящегося человека. Но наша программа не удовлетворяется принципом социализма. Всемерно развивая производительные силы и накопляя общественное богатство, мы готовим наступление высшей фазы коммунизма, принцип которого целиком приноровлен к качественному многоразличию индивидуальностей: «каждый по способностям, каждому по потребностям».

Коммунизм оказывается шире, богаче и смелее, чем миросозерцание даже такого выдающегося человека, как Пушкин. Но превосходство коммунизма над гениальным поэтом не отдаляет нас от него, а наоборот — роднит и связывает. Ведь Пушкин провозвестник такого драгоценного, так заботливо охраняемого коммунизмом личного начала. Ведь Пушкин искал то, что нашел коммунизм: условий равновесия и гармонии личного начала и общественного. С почти недостижимым для собственнического общества совершенством воплотил он личное начало в своем творчестве и в своей, жизни. Но таков уж был мир, в котором жил поэт: чем совершенней, богаче, глубже, человечней была индивидуальность, тем беззащитней стояла она перед облеченной властью галереей гоголевских и щедринских харь. Беззащитный поэт был погублен и оклеветан, он нигде не нашел себе опоры и поддержки; наше нравственное чувство находит глубокое удовлетворение в том, что принцип права каждого на независимое развитие его индивидуальности сегодня победоносно прокладывает себе дорогу в жизнь. Когда жил Пушкин, даже гениальность и всеобщая известность не давали права на личное развитие. Каково же было положение обыкновенной личности? Сегодня же тов. Сталин, выражая дух коммунистической программы, говорит о бережном и внимательном, выращивании способностей каждого человека — труженика социалистического общества.

Политбюро ЦК ВКП (б) во главе со Сталиным на торжественном пушкинском заседании в Большом театре

Наследие Пушкина живет живой жизнью и в сегодняшний день. Оно помогает будить и развивать в каждом человеке его личные особенности, его индивидуальные способности, помогая тем самым и лучшему использованию обществом дарований каждого своего сочлена.

Во времена Пушкина всякий производительный и творческий труд был срамом для человека. Даже труд писателя, доставлявший славу и поклонение, заключал в себе с точки зрения господствовавшей морали нечто унизительное. Пушкин, как Чарский из «Египетских ночей», стыдился — не перед собой лично, а перед общественным мнением — своего призвания, он старался походить на обыкновенного светского человека и временами свои светские успехи воспринимал более горячо, чем литературные. Заниматься искусством в качестве аристократической забавы — это было допустимо и приемлемо, заниматься искусством как профессией, отдаваться ему как жизненному призванию, быть «сочинителем» — это унижало в глазах общества.

Когда Пушкина убили, правительство было неприятно удивлено, что его праху широкими кругами населения оказывается почет, как будто он был крупной сановной персоной. В этом отношении к труду и творчеству сказывались нравы и обычаи рабовладельческого общества, считавшего своим уделом область потребления и господства, а труд признаком подневольного состояния. Трудились не для себя, а для других; труд лишал человека самоцельности, он превращал его в средство.

В отношении общества к труду и творчеству заключается еще одна причина, вследствие которой Пушкин вынужден был замыкаться в круг чистого искусства. Творить можно было для себя, в гордом одиночестве;, писать для тех, кто командовал общественным мнением, кто располагал материальными средствами признания и одобрения, в чьих руках была печать, — значило творить для тех, которые уничижительно относились к творческой силе гения, которые понимали в искусстве, как петух из крыловской басни в достоинствах жемчуга. По условиям времени, в которое жил Пушкин, путь к человечеству был ближе через одиночество гения, чем через голос скудоумного «общественного мнения», чем через убогую и растленную рептильную печать, выступавшую в качестве рупора власть имущих. Однако, ведь Пушкин веет аки творил для народа, для человечества. Противоречие это зависело не от Пушкина: благородный и творческий гениальный труд во времена Николая I в самом деле унижал; генерал или действительный статский советник в самом деле был в том обществе важнее, чем поэт.