Советский квадрат: Сталин–Хрущев–Берия–Горбачев

Сталин был ещё жив, но те, кто внимательно следили за новостями из Москвы, заметили: произошло нечто необычное – антисемитская кампания, призывавшая к расправе над врачами-вредителями, заглохла. Лишь немногие знали, что это было сделано по указанию Берии. На похоронах Сталина, когда с трибуны Мавзолея ораторы по очереди клялись продолжать дело великого Сталина, Берия выступил с неожиданной речью, насторожив опытных членов Политбюро. Микоян вспоминает о разговоре, состоявшемся между ними[198].

«Я сказал: в твоей речи есть место, чтобы гарантировать каждому гражданину права и свободы, предусмотренные Конституцией. Это в речи оратора не пустая фраза, а в речи министра внутренних дел – это программа действий, ты должен её выполнять. Он мне ответил: я и выполняю её».

Берия был искренен, произнося программную речь. Заняв пост первого заместителя Председателя Совета министров и, по совместительству, министра внутренних дел, он приобрёл власть, позволявшую начать либерализацию страны.

Микоян признаётся, что ещё при жизни Сталина, в присутствии свидетелей, Берия неоднократно критически высказывался о политике Непогрешимого и не только выражал сочувствие Молотову, но и подговаривал других членов Политбюро выступить в его защиту. («Благодарный» Вячеслав Михайлович первым предложил арестовать Берию.)

«После войны Берия несколько раз ещё при жизни Сталина в присутствии Маленкова и меня, а иногда и Хрущёва высказывал острые, резкие критические замечания в адрес Сталина. Я рассматривал это как попытку спровоцировать нас, выпытать наши настроения, чтобы потом использовать для доклада Сталину. Поэтому я такие разговоры с ним не поддерживал, не доверяя, зная, на что он был способен. Но всё-таки тогда я особых подвохов в отношении себя лично не видел. Тем более что в узком кругу с Маленковым и Хрущёвым он говорил, что „надо защищать Молотова, что Сталин с ним расправится, а он ещё нужен партии". Это меня удивляло, но, видимо, он тогда говорил искренне»[199].

Это же, при всей неприязни к Берии, подтверждает Хрущёв, который, как и Микоян, считал, что Берия его провоцирует. Через много лет Микоян сквозь зубы процедил, что «видимо, он тогда говорил искренне». Хрущёв остался непоколебим. Даже на пенсии он не решился признать, что Берия искренне пытался противостоять Сталину. Если бы не их трусость, XX съезд мог бы состояться осенью 1952 года.

«Берия же все резче и резче проявлял в узком кругу лиц неуважение к Сталину. Более откровенные разговоры он вёл с Маленковым, но случалось, и в моём присутствии. Иной раз он выражался очень оскорбительно в адрес Сталина. Признаюсь, меня это настораживало. Такие выпады против Сталина со стороны Берии я рассматривал как провокацию, как желание втянуть меня в эти антисталинские разговоры с тем, чтобы потом выдать меня Сталину как антисоветского человека и „врага народа". Я уже видел раньше вероломство Берии и поэтому слушал, ушей не затыкал, но никогда не ввязывался в такие разговоры и никогда не поддерживал их. Несмотря на это, Берия продолжал в том же духе. Он был более чем уверен, что ему ничто не угрожает. Он, конечно, понимал, что я неспособен сыграть роль доносчика…И я думал, что тут провокация, желание втянуть меня в разговоры, чтобы потом выдать и уничтожить. Это провокационный метод поведения. А Берия был на это мастер, он был вообще способен на все гнусное. Булганин тоже слышал такие разговоры, и думаю, что Булганин тоже правильно понимал их»[200].

Не найдя оправданий своей трусости и беспринципности, Микоян и Хрущёв объясняют попытку Берии объединить членов Политбюро против Сталина «провокационным методом поведения». Однако кто ещё имел мужество в частных беседах неодобрительно высказываться о Сталине? Кто ещё сделал попытку защитить кого-либо из близких друзей? Кто ещё пытался противодействовать тирану?

Молотов, Андреев, Калинин, Поскрёбышев, Будённый не пожалели жён. Каганович пожертвовал родным братом. Микоян – двумя сыновьями. А Берия «вытащил» Маленкова и, как свидетельствуют Микоян и Хрущёв, агитировал их защитить Молотова.

Возвращаемся к воспоминаниям Хрущёва, относящимся к 1938 году[201].

«А когда Берия перешёл в НКВД, то первое время он не раз адресовался ко мне: „Что такое? Арестовываем всех людей подряд, уже многих видных деятелей пересажали, скоро сажать будет некого, надо кончать с этим"».

Заговора против Сталина не было. Берия не сумел объединить трусливое большинство. Единственное, что он сделал в момент полной растерянности Хрущёва и Маленкова, – не вызвал врачей, хотя, напоминаю, что первыми приехавшими на сталинскую дачу были Хрущёв и Булганин, и именно они оставили его беспомощным.

Вновь вчитываемся в слова Молотова[202]:

«Не исключаю, что Берия приложил руку к его смерти. Из того, что он мне говорил, да и я чувствовал… На трибуне мавзолея В. И. Ленина 1 мая 1953 года делал такие намёки… Хотел, видимо, сочувствие моё вызвать. Сказал: „Я его убрал"».