Советская система: к открытому обществу

Как бы ни определялся общий интерес в теории, на практике он, как правило, отражает интересы правящих слоев. Это они провозглашают главенство целого, и это они навязывают свою волю всячески сопротивляющимся индивидам; если не предполагать, что эти правители совсем лишены эгоизма, именно им это выгодно. Необязательно правители преследую! свои личные корыстные интересы, как это делают простые смертные, но от системы они получают выгоду как класс: по определению, они являются правящим классом. Так как принадлежность к классам четко определена, подчинение личности общественному целому равнозначно подчинению одного класса другому. Закрытое общество, таким образом, может определяться как общество, основанное на эксплуатации одного класса другим. Эксплуатация может проявляться ив открытом обществе, но, поскольку положение личности не закреплено навечно, она не является классовой. Классовая эксплуатация в марксовом понимании может существовать только в закрытом обществе. Маркс сделал ценный вклад в науку, введя понятие классовой эксплуатации, точно так же, как Менениус Агриппа, когда он сравнил общество с организмом. Однако и тот и другой приложили свои концепции не к тому типу общества.

Если общепризнанной целью закрытого общества является обеспечение господства одного класса (расы или группы) над другим, оно вполне может достичь ее. Но если общество стремится вернуть идиллическое состояние органического общества, оно непременно потерпит поражение. Существует разрыв между идеалом социального единства и реальностью классовой эксплуатации. Чтобы преодолеть этот разрыв, необходима целая система сложнейших, тщательно продуманных объяснений, которая, по определению, находится в противоречии с фактами.

Заставить всех подчиняться официальной идеологии – первостепенная задача власти. Чем большим числом людей принимается идеология, тем незначительнее конфликт между коллективным интересом и проводимой политикой, и наоборот. В идеальном варианте авторитарная система может долго идти по пути восстановления спокойствия и гармонии органического общества. Обычно же некоторая степень насилия все же требуется, и этот факт нужно объяснять при помощи фальшивых доказательств, которые уменьшают убедительность идеологии и требуют нового насилия, пока, в худшем варианте, система-не становится полностью принудительной и ее идеология теряет всякую связь с действительностью.

У меня есть некоторые сомнения относительно различения, которое Джин Киркпатрик провела между тоталитарным и авторитарным режимами, потому что она использовала его для различения между друзьями и врагами Америки, но рациональное зерно здесь есть. Авторитарный режим, основной целью которого является удержание власти, может более или менее открыто признать, что он из себя представляет. Он может различными путями ограничивать свободу своих подчиненных, может быть агрессивным и жестоким, но ему не требуется распространять свое влияние на все стороны жизни для того, чтобы сохранить свое господство. С другой стороны, системе, которая провозглашает, что она служит какому-то идеалу социальной справедливости, приходится маскировать свою истинную эксплуататорскую сущность. Это требует контроля не только над действиями, но и над мыслями ее подданных. Чем обсуждать подобную систему абстрактно, я лучше проанализирую ее в главе IV.

Глава III. Рефлексивная теория истории

Схема, которую я предложил в главе II, страдает серьезным структурным недостатком. Она состоит из абстрактных моделей, предположительно обладающих вневременной значимостью, однако теория, на которой покоятся эти модели, рассматривает историю в качестве необратимого процесса[15]. Каким же образом необратимый процесс можно преобразовать во вневременные обобщения? Только путем насилия над ним. В предыдущей главе я разграничил органическое общество, являющееся доисторическим, и закрытое общество, которое может возникнуть в ходе развития истории, – тем самым я признал эту сложность. Если бы мне вздумалось совсем снять это противоречие, то нужно было бы избегать абстрактных моделей и рассматривать конкретно-исторические формы, которые принимало общество в ходе истории. Я бы нашел, конечно, примеры для своих абстрактных построений: эпоха Периклов, Римская империя, современная западная цивилизация могут служить примерами открытого общества, в то время как Древний Египет, средневековый Египет и Советский Союз до Горбачева обладают характеристиками закрытого общества.

Но было бы бессмысленно пытаться переделывать историю, исходя из моей схемы. Некоторые вещи подпадают под мою схему, другие – нет, и чем пристальнее я вглядывался в действительные исторические ситуации, тем менее они напоминали мои теоретические построения. Из милосердного далека наших дней Египет кажется квинтэссенцией неизменного общества. Но прочтите эту цитату: