Совершенные

– Дом выглядит очень старым, – заметила я, потому что, судя по виду моего спутника, он собирался не только отказаться от показа, но и запереть меня в ближайшем подвале.

– Ему почти три сотни лет, – хмуро ответил Рэй. В его голосе не было ни малейшего намека на желание что-то рассказывать.

– Он принадлежал твоим предкам?

– Семье моего близкого человека. – Рэй посмотрел на меня и тяжело вздохнул, сообразив, что я никуда не исчезну. – Моего духовного наставника. Ладно. Иди за мной.

Мы прошли до лестницы и поднявшись выше, оказались в сквозной портретной галерее. Большинство рам на обветшалом шелке обоев пустовало, но из некоторых все еще смотрели дамы в кокетливых шляпках и господа в старинных камзолах.

– Похоже, эта семья не бедствовала, – заметила я, рассматривая портрет пожилой матроны в бриллиантовой диадеме.

– Похоже, – по губам Рэя скользнула тень улыбки. Он слегка расслабился, словно нарисованные люди, окружающие нас, создали видимость чужого присутствия и разрушили тревожащее уединение. – В доме было больше ста комнат. Есть каминные залы, библиотека, салон для карточной игры и бывший птичник. А еще когда-то имелась оранжерея, Мишель мечтает ее восстановить. Если нам удастся провести здесь электричество и водопровод, конечно.

– Состоятельная семья. – Я осторожно потрогала выцветший узор на шелке обоев.

– Наставник не любит о них говорить. В юности семья от него отказалась, их судьбы пошли разными дорогами. Но справедливость восторжествовала, и спустя много лет он остался единственным наследником семейного состояния.

– Твой наставник сделал что-то предосудительное? Совершил преступление?

– Он решил служить богу, а не людям. – Рэй остановился у портрета сурового мужчины в бордовом плаще. – Это господин Клаус, основатель династии. Занимался торговлей, владел судами, перевозившими пряности и шелка. А еще – юношей и девушек, которых здесь, на севере, покупали богатые горожане. В качестве развлечения или рабочей силы. К сожалению, потомки господина Клауса продолжили этот путь. Согласись, их методы наживы нельзя назвать благородными. Моему наставнику было невыносимо смотреть на это, и в возрасте восемнадцати лет он сбежал. А вернулся сюда лишь десятилетия спустя.

– Похоже, вы близки? С твоим наставником.

– Он заменил мне отца. Да и мать, пожалуй. И многим пожертвовал ради меня.

– Тогда тебе повезло. Встретить столь преданного человека – большая удача.

Рэй повернул ко мне голову.

– В твоих словах звучит сожаление. Неужели у тебя нет таких близких?

– Конечно, есть, – соврала я, отворачиваясь. – Целая куча.

Краем глаза я видела, что он на меня смотрит, но решила сделать вид, что заинтересовалась портретами, и с преувеличенным вниманием всмотрелась в лицо торговца с поджатыми губами и сурово сведёнными кустистыми бровями. Его голову покрывал белый парик с кудельками, а шею оттягивала толстенная золотая цепь со знаком торговой гильдии. Лицо показалось мне смутно знакомым, но я так и не смогла понять, кого именно напоминает работорговец.

– Удивительно, что дом, который построил фактически преступник, стал приютом для таких, как вы.

– Как мы?

– Деструктов, – тихо сказала я и кивнула на портрет. – Пожалуй, в этом есть какая-то ирония, не находишь? И справедливость.

Он постоял, рассматривая меня. И почему каждый раз, когда взгляд черных глаз останавливался на мне, у меня перехватывало дыхание?

– Пожалуй.

– Значит, твой наставник создал убежище для отверженных? Мишель сказала, что этот дом нельзя покинуть без твоего разрешения. Но почему? Здесь какие-то особые замки?

– Надеешься выведать все мои тайны?

– А получится? – улыбнулась я.

Он отвернулся, но я успела увидеть, как дрогнули его губы.

За портретом основателя висели пустые рамы, еще несколько изображений были настолько старыми, что рассмотреть лица на них оказалось невозможно. Мы двинулись к выходу с галереи и вышли в круглый зал с витражным окном, давно потухшим камином и роялем, укрытым старой пожелтевшей тканью. Похоже, именно здесь когда-то собирались гости работорговца, чтобы выпить пару бокалов дорогого вина и обсудить предстоящие сделки. Сейчас часть витража была заклеена черной пленкой, а старинный инструмент покрылся пылью.

– Здесь давно не убирали. – Рэй оглядывался, словно впервые увидел грязь. – Сюда редко заходят. Мы обитаем в северной части дома, она лучше сохранилась. Что ты делаешь?

Я откинула обветшалую от времени ткань и провела кончиками пальцев по золотой птице на красном дереве рояля.

– Работа самого Эмилия Йонхера, видишь его знак? Говорят, в каждый изготовленный инструмент он вкладывал частицу своего Духа. Хотел таким образом достичь бессмертия. Так и растратил весь свой Дух, до последней капли. Но струны роялей, отмеченных золотой птицей, никогда не ржавеют. Йонхер жил за сто лет до создания нейро-панелей и первых Совершенных.

Я нажала на клавишу, и она отозвалась тихим звоном.

– Как думаешь, у него получилось?