Совершенно секретно

- Их можно протереть и смотреть дальше. А потом снова и снова.

- Научишь меня?

- Даже не сомневайся. А теперь давай-ка и правда вернемся. У меня лояльная мама, да и папа был бы рад встретится с моим спасителем. Но трудновато будет объяснить, что делает в моей комнате уголовный преступник. Хуже только, если они увидят, как мы туда забираемся.

Влас нахмурился. Поднялся вновь прижимая меня к груди.

- Помимо прочего поработаем потом над твоим чувством юмора, - я обняла его за шею, - И над моим пониманием, о чем ни в коем случае нельзя шутить.

Его губы чуть подрагивали, будто Влас пытался сдержать улыбку.

- Ты как маленький упрямый солнечный лучик, способный пробиться сквозь самые темные тучи.

- Угу, неисправимая оптимистка, - я чувствовала, как пылают щеки, - Это любили повторять девочки, когда я сломала ногу. Даже не знаю – восхищались или просто чуточку жалели, что в комплект к тому, что одной соперницей на ковре стало меньше не полагается ее раздавленный вид.

- Не простой сопернице, - тихо сказал Влас, - И мне очень жаль.

- Зато я могу безнаказанно есть углеводы, тратить на тренировки пять часов в неделю вместо сорока и избавиться от постоянного напряга – выиграю или нет. Век гимнастки короток, не знаю получился бы из меня потом тренер как из мамы. Во мне ведь нет и частицы ее терпения. Кроме того, я в восторге от того, что делаю сейчас.

- Рассказы крутые.

- Я пишу только статьи для журнала, Влас.

- Значит под псевдонимом Пестрая Лента творит твой двойник, - усмехнулся мужчина, - Зря ты скрываешь – написано очень талантливо и необычно.

- Оригинальный способ понравится девушке – похвалить дело ее рук? - я поцеловала его в щеку, - Спасибо.

Как же быстро мы добрались домой. Походившие на фейерверк минуты так же быстро и промелькнули.

- Поспи хоть несколько часов, - он провел ладонью по моей щеке.

- Хорошо, - и вдруг склонился и прижался губами к моим губам. На краткий миг – и буквально отскочил. В темноте сверкнули его глаза.

- Влас…

- Прощай, Алиса!

И прежде чем я успела бы хоть что-то ответить, выскочил в окно и исчез в темноте. Губы все еще пылали, храня огненную печать его поцелуя. Коснувшись их рукой, будто это могло как-то удержать волшебный, запретный миг, забралась под одеяло. Вскоре мое сознание будто покорилось Власу и я сумела уснуть.

73

Люди привыкли считать преступления прерогативой ночи. Одно из наследий далекого прошлого, где тьма была синонимом опасности. Довольно полезное наследие как ни крути. Матери испокон веков просят детей возвращаться пораньше, девушек принято провожать домой или встречать оттуда, где их застала ночь. И так далее и тому подобное. Правильная тактика, работающая, но не безупречная. Но все же спасшая очень-очень многих.  А дневной свет притупляет бдительность. Ну кто решится напасть средь бела дня? Только те, кому нечего бояться. Кто купается в безбрежном океане собственной безнаказанности. Или безумцы.

Я не успел. Не сумел, не справился – как не назови, сути не изменит. Едва тот придурок начал стряпать свою «разгромную» статейку, моя программа стерла всю информацию… Миг спустя после того как ее засекли они. Я лишь предполагал такую возможность. И все равно следил за репортером – настолько, насколько позволяла необходимость не светить свое присутствие рядом с ним. Ведь и это равно смертному приговору. Было бы, не приведи они его в исполнение по иной причине. Банальный наезд на пешехода. Трагическая случайность, повлекшая за собой очередную смерть. Бухой водила, несущийся сломя голову. Не уехал – даже помочь попытался. Но не смог, даже если бы действительно хотел этого, а не играл порученную ему роль для публики. Шумевшей, будто улей, толпе, собравшейся поглазеть и посетовать на «придурков, садящихся за руль пьяными». Никто из них не узнает правды. Никому и в голову не придет ее искать, ведь все вроде как очевидно. А сам «водитель» скорее всего окажется за решеткой, потирая ручки в ожидании награды, но дождавшись лишь уготованного и ему «несчастного случая».

Скорая и полиция прибыли почти одновременно – с интервалом в тридцать пять секунд, шесть с половиной минут спустя. Им оставалось лишь укрыть изуродованное тело непрозрачным полиэтиленом и констатировать смерть.

А я, черт возьми, слышал последний удар его сердца. Человека, рядом с которым Алиса провела столько лет. Того, кто как и я…. Любил ее. Того, кого я не смог спасти.