– Миа, – ухмыльнулся Карри, протянув к ней руки, едва завидев ее.
– Мы не пустим его внутрь.
– Черт вас побери, я не пьян, – прогундосил Карри, вырвавшись из рук крупного охранника.
– Все нормально, – кивнула Миа. – Я забираю его с собой, сейчас только возьму свои вещи.
– Вашу мать, да не пьяный я, – повторил Карри, вдруг запутавшись в собственных ногах и рухнув ничком на пол.
– Ему нужно покинуть заведение. Больше мы не хотим его здесь видеть, – строго предупредил Мию охранник, когда она вернулась со своей сумкой.
– Как меня можно выгнать? Я еще даже не зашел внутрь! И я не пьяный. Вот увидите, какой я буду, когда напьюсь…
– Пойдем, Карри, – сказала Миа охраннику с извиняющейся улыбкой, и вывела коллегу из паба.
Мужчина в белом велосипедном шлеме не любил выходить из дома, но сегодня придется, в холодильнике ничего не осталось. Он надеялся, что их хватит на дольше, продуктов, которые он купил в магазине, но не совсем помнил, когда, но, вероятно, какое-то время назад. Может быть, во вторник, или это было в апреле? Нет, не в апреле, в этом он был вполне уверен, апрель следует за мартом, а с марта прошло уже много времени. В марте приезжал мусоровоз, чтобы забрать все, что он складывал в зеленый контейнер у дома. Нет, не в марте, а по вторникам, они всегда приезжают по вторникам, чтобы забрать мусор, потому что тогда он обычно прячется в ванной, так что это он точно помнит. Не в марте. По вторникам он сидит в ванной, чтобы они не вошли в дом и не попросили позвонить или сходить в туалет, потому что один раз они так сделали. И мусорщик в перчатках описал сиденье унитаза, и это привело к тому, что мужчина стал носить велосипедный шлем дома, и с того раза он всегда прячется в ванной, когда они приходят.
Каждый вторник. В марте. Нет, не только в марте, во все месяцы. Октябрь. Сейчас октябрь. Несколько дней назад он перевернул страницу календаря. Да, он точно вспомнил, что сделал это. Перевернул с сентября на октябрь. Потому что на сентябрьской странице была чайка. А теперь чайки нет, теперь там лиса. Довольно хитрая лиса, с белым кончиком хвоста, она подмигнула ему, когда он сидел за кухонным столом и ел последнюю баночку тунца. Эта баночка дала ему понять, что в холодильнике пусто и что ему, хотя и совершенно не хотелось этого, но скоро придется сесть на велосипед и опять поехать в магазин, в надежде, что все пройдет не так, как обычно.
Тайком. Так они обычно это делали. Не пока он был в магазине, нет, никогда, порой случалось даже, что они притворялись дружелюбными. Эта молодая, жующая жвачку, и вторая женщина, обычно сидевшая на кассе, когда он показывал им список того, что нужно купить, они притворялись добрыми. Шли с ним и помогали складывать покупки в корзинку, хлебцы и макрель в томате, котлеты, – тогда они не смеялись. Не смеялись и когда он шел платить, несмотря на то, что у него не получалось достать деньги из кошелька так, чтобы получилась нужная сумма, как на кассовом аппарате. Нет, не тогда, тогда они были милыми и помогали ему считать, а потом. Когда он выходил из магазина и притворялся, как будто уехал домой, а сам продолжал смотреть, выглядывая из-за контейнера, там, где у них были пустые бутылки, или за машиной, на которой написано «Хурумланне Колониал», вот тогда они смелись над ним, ржали, хлопая себя по коленям, из-за того, что он носил велосипедный шлем. В одну сторону ехать двадцать четыре минуты, если не слишком скользко, а сегодня так и было, и он волновался больше обычного, отпирая замок на велосипеде и осторожно выкатывая его на главную дорогу.
На этот раз путь занял почти тридцать пять минут. Было очень скользко. Октябрь – это уже не сентябрь, ведь уже почти наступила зима. Может быть, это его вина? Человек в белом велосипедном шлеме так думал несколько раз на этой неделе: вполне может быть, что так холодно из-за него. Обогрев неба, он читал об этом, что лед вокруг Северного и Южного полюсов растает, если неправильно сортировать мусор. Обычно он делал это очень внимательно, остатки еды в контейнер для остатков еды, пластик в контейнер для пластика, он никогда не смешивал картон и бумагу с пищевыми остатками и тщательно отскребал пакеты из-под молока и все герметичные коробки перед тем, как выбросить их, но несколько недель назад он заболел. Голова болела, а посреди дня его мучили кошмары от жара, и он забыл обо всем и выбросил все в одно ведро, но когда он заметил ошибку, было уже поздно. После этого он не ел четыре дня, в надежде, что это исправит его ошибку, но упал в обморок, и все-таки пришлось немного поесть. Когда он проснулся на следующий день, во дворе был лед, и с тех пор он сильно потел под мышками и прятался за кухонными шторами каждый раз, когда видел огни внизу на дороге, боясь, что они поняли, что он натворил. Что они придут и заберут его. Но к счастью, ни одна из машин не свернула к дому. Обычно они этого не делали. Обычно никто не приезжал. Только мусоровоз по вторникам, когда он прятался в ванной, в остальное время он всегда был один в своем маленьком белом домике.