Социальное прогнозирование

И вот с такими авторитарно-патриархальными традициями вся бывшая Российская империя, переименованная в Советский Союз, «въехала» в 60-е годы XX века (всего каких-нибудь 40 лет назад!). Прав­да, традиции дважды прерывались – и оба раза в связи с мировыми войнами – Первой и Второй. После Первой мировой и последовав­шей за ней Гражданской войны осталось несколько миллионов со­вершенно деклассированных элементов, плюс еще несколько мил­лионов беспризорных сирот – детей и подростков, и почти все они были психологически готовы на преступление. Естественно, пос­ледовал гигантский «всплеск» преступности и потребовалось около десятилетия, прежде чем это «половодье» снова начало входить в обыч­ные «берега». Но тут грянула «коллективизация сельского хозяй­ства» – и в города было выброшено еще несколько миллионов кри­миногенных люмпенов. Впрочем, они вскоре попали под пресс мас­сового террора, поэтому преступность не смогла разрастись вновь – ее, можно сказать, затоптали походя.

Второй раз цунами преступности обрушилось на города и села сразу после Второй мировой войны. Но, как известно, одна из харак­терных черт любого тоталитарного режима – быстрая расправа с любыми нарушителями общественного порядка, политическими или уголовными безразлично (кстати сказать, это одна из причин нос­тальгии значительной части евроазиатов по сталинским временам). Сталин или Гитлер, Муссолини или Мао Цзэдун, Франко или Ким Ир Сен – не имеет значения: всюду уголовники попадают под об­щий каток массового террора и удерживаются в определенных пре­делах. То же произошло и в СССР 2-й половины 40-х гг.: за несколько лет тюрьмы и расстрелы «перемололи» основной костяк уголовни­ков, и установилось былое равновесие – правда, далекое от «идиллии» минувших времен, в связи с резким усилением миграции населения, в том числе и уголовных элементов.

Положение стало меняться в 60-х гг., в связи с массовым перехо­дом от традиционного сельского к современному городскому обра­зу жизни и появлением социальных проблем, свойственных после­днему, в том числе касающихся преступности. Органы охраны об­щественного порядка оказались застигнутыми врасплох лавинооб­разными переменами, продолжали действовать по старинке, и, по­нятно, упоминавшееся выше равновесие стало быстро смещаться в пользу уголовного мира.

Исчез былой патриархальный авторитет полицейского, переименованного в Советской России в милиционера. Служба в милиции до сих пор относится к разряду не особенно престижных. Поэтому кадры милиции заполняются, в основном, гастарбайтерами-лимитчиками. Они сравнительно ненадежны, легко могут пойти на зло­употребление своим служебным положением, поэтому многим из них, несмотря на звание «милиционер», не доверяют даже пистоле­та. А кому доверяют – должен несколько раз выстрелить в воздух для предупреждения и только потом стрелять в убегающего или на­падающего преступника. В борьбе с хулиганами или мелкими во­ришками этого всегда оказывалось достаточным. Но перед лицом организованной преступности, с ее отлично вооруженными боеви­ками, на мощных автомашинах, с импортными портативными сред­ствами связи такой «милиционер» совершенно беспомощен и вы­нужден прибегать к сложным маневрам «сосуществования» с пре­ступным миром, чтобы не быть устраненным физически. Понятно, его эффективность очень низка, и попытка заменить качество коли­чеством (десяток неэффективных советских милиционеров вместо одного эффективного полицейского) оказалась изначально обреченной на провал.

Исчез и былой авторитет всесильного в минувшие времена общественного мнения окружающих. Этот традиционный авторитет «выплескивался» на улицы крупных городов в виде сравнительно высокой активности населения, когда люди сталкивались с фактом нарушения общественного порядка. Достаточно было полицейско­му (а затем милиционеру) дать оглушительную трель своего свистка – и к нему на помощь бросались не только полдюжины коллег с соседних постов, но и несколько прохожих мужчин побойчее. Так что преступникам приходилось несладко.

Эксплуатируя эти общие пережитки квазигражданственности, советское правительство создало в 20-х годах «Общество содействия милиции» (с годами, правда, захиревшее), а затем добровольные народные дружины силою в 14 млн. чел., что эквивалентно всей Со­ветской Армии в период мировой войны. В одной Москве было до полумиллиона дружинников – по одному на каждые 16 человек населения, включая младенцев. Теоретически с такой силой можно было искоренить всех преступников до последнего человека. Прак­тически и это начинание было профанировано и, в конце концов, выродилось в имитацию поочередного дежурства пары безоруж­ных старых леди за дополнительные три дня отпуска в году. Конечно же, к борьбе с преступностью это не могло иметь никакого отношения.