«страстно влечет к познанию, приоткрывающему им вечно сущее и не изменяемое возникновением и уничтожением бытие…»
«…ему свойственны возвышенные помыслы и охват мысленным взором целокупного времени и бытия»
«Такой человек и смерть не будет считать чем-то ужасным»
«Большую часть времени они станут проводить в философствовании, а когда наступит черед, будут трудиться над гражданским устройством, занимать государственные должности — не потому, что это нечто прекрасное, а потому, что так необходимо ради государства. Таким образом, они постоянно будут воспитывать людей, подобных им самим и ставить их стражами государства взамен себе, а сами отойдут на Острова блаженных, чтобы там обитать»
Под началом философов находятся стражи. Излюбленный образ, которым Платон пользуется, говоря о них, — это сравнение с собаками. Как и у породистых собак,
«их свойство — быть как нельзя более кроткими с теми, к кому они привыкли и кого они знают, но с незнакомыми как раз наоборот»
Детей их надо брать в походы, чтобы они присматривались к войне:
«пусть они отведают крови, точно щенки»
Их юноши обладают свойствами породистого щенка:
«остро воспринимать, живо преследовать то, что заметят, и, если настигнут, с силой сражаться»
Женщины должны быть равноправны с мужчинами, нести те же обязанности, лишь со скидкой на меньшие физические силы. Это поясняется тем,
«что сторожевые собаки-самки должны охранять то же самое, что охраняют собаки-самцы, одинаково с ними охотиться и сообща выполнять все остальное»
Вся каста воинов сравнивается с крепкими поджарыми собаками (422 d). Страж должен обладать и другими, более высокими качествами:
«мало того, что он яростен — он должен по своей природе еще и стремиться к мудрости»
«ни обольщение, ни насилие не заставят его забыть или отбросить мнение, что надлежит делать наилучшее для государства».
Выработка этих качеств достигается глубоко продуманной системой воспитания, которым руководят философы и которое продолжается до 35 лет.
Основная роль в воспитании отводится искусству, которое для блага государства подвергается строжайшей цензуре.
«Прежде всего нам, вероятно, надо смотреть за творцами мифов:
если их произведение хорошо, мы допустим его, если же нет — отвергнем»
«Хорошо» или «плохо» относится здесь не к художественным достоинствам мифов, а к их воспитательным качествам. Как о плохих, говорится
«о тех, которые рассказывали Гесиод, Гомер и остальные поэты»
«Разве можем мы так легко допустить, чтобы дети слушали и воспринимали душой какие попало мифы, выдуманные кем попало и большей частью противоречащие тем мнениям, которые, как мы считаем, должны быть у них, когда они повзрослеют?»
Запрещаются все мифы, которые могут внушить ложное представление о божестве, — те, в которых говорится о жестокости богов, об их распрях, любовных приключениях, о том, что боги могут быть причиной несчастья и вообще чего-либо, кроме блага, о том, что боги могут смеяться или менять свой облик, не оставаясь вечно неизменными: